Эразм роттердамский основные идеи. Эразм Роттердамский "Похвала глупости": анализ и история создания Идея произведения похвала глупости

1) Э. как представитель христианского гуманизма. См. билет 1.

2) Античная и народная традиция в “Похвале Глупости”. Народная традиция – это традиция книг о глупцах (нар. книга о Тиле Эйленшпигеле), карнавальные шествия дураков во главе в Князем дураков, Папой-Дураком и Дурацкой Матерью и т.д. Античная традиция – форма панегирика.

3) Образ Глупости. Основной тезис здесь – переход глупости в мудрость и наоборот. Основываясь на этом, попытайтесь понять нижеследующее.

В первой части "Похвального слова" пародоксально заострена мысль: Глупость неопровержимо доказывает свою власть над всей жизнью и над всеми ее благами. Все возрасты и все сословия, все чувства и все интересы, все формы связей между людьми и всякая достойная деятельность обязаны ей своим существованием и своими радостями. Она основа всякого процветания и счастья. И тут невольно возникает вопрос: это в шутку или всерьез? Но весь облик гуманиста Эразма, во многом как бы прототипа Пантагрюэля Рабле, исключает безрадостный взгляд на жизнь как на сцепление глупостей.

Через всю первую "философскую" часть речи проходит сатирический образ "мудреца" и характеристика этого антипода Глупости оттеняет основную мысль Эразма. Отталкивающий и дикий внешний вид, волосатая кожа, дремучая борода, облик преждевременной старости (гл. 17). Строгий, глазастый, на пороки друзей зоркий, в дружбе пасмурный, неприятный (гл. 19). На пиру угрюмо молчит и смущает неуместными вопросами. Одним своим видом портит публике всякое удовольствие. Если вмешается в разговор, напугает собеседника, не хуже, чем волк. Если надо что-либо купить или сделать - это тупой чурбан, ибо он не знает обычаев. В разладе с жизнью рождается у него ненависть ко всему окружающему (гл.25). Враг всякой чувствительности, некое мраморное подобие человека, лишенное всех людских свойств. Не то чудовище, не то привидение, не знающее ни любви, ни жалости, подобно холодному камню. От него якобы ничто не ускользает, он никогда не заблуждается, все взвешивает по правилам своей науки, все знает, всегда собой доволен, один он свободен, он - все, но лишь в собственных помышлениях. Все, что случается в жизни, он порицает, словно безумие. Не печалится о друге, ибо сам никому не друг. Вот образ совершенного мудреца! Кто не предпочтет ему последнего дурака из простонародья (гл.30)?!

Это законченный образ схоласта, средневекового кабинетного ученого, загримированный согласно литературной традиции этой речи - под античного мудреца - стоика. Это рассудочный педант, ригорист и доктринер, принципиальный враг человеческой природы. Но с точки зрения живой жизни его книжная обветшалая мудрость - скорее абсолютная глупость.

Все многообразие человеческих интересов не сводится к одному знанию, тем более отвлеченному, оторванному от жизни книжному знанию. И если рассудок себя противопоставляет жизни, то его формальный антипод - глупость - совпадает со всяким началом жизни. Эразмова Мория есть поэтому сама жизнь. Она синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя от жизни, тогда как схоластическая "мудрость" - синоним подлинной глупости.

Мория первой части - это сама Природа, которой нет нужды доказывать свою правоту "крокодиллитами, соритами, рогатыми силлогизмами и прочими диалектическими хитросплетениями" (гл.19). Желанию быть счастливыми люди обязаны любовью, дружбой, миром в семье и обществе. Воинственный угрюмый "мудрец", которого посрамляет красноречивая Мория, - это в своем роде весьма развитый псевдорационализм средневековой схоластики, где рассудок, поставленный на службу вере, педантически разработал сложнейшую систему регламентации и норм поведения. Убогому рассудку схоластов противостоит Мория - новый принцип Природы, выдвинутый гуманизмом Возрождения.

У Эразма наслаждение и истинная мудрость идут рука об руку.

Похвала Глупости - это похвала разуму жизни. Чувственное начало природы и мудрость разума в цельной гуманистической мысли Возрождения не противостоят друг другу. Стихийно-материалистическое чувство жизни уже преодолевает христианский аскетический дуализм схоластики.

Мория Эразма - субстанция жизни в первой части речи - благоприятна для счастья, снисходительна и "на всех смертных равно изливает свои благодеяния". Чувства, порождения Мории, страсти и волнения направляют, служат хлыстом и шпорами доблести и побуждают человека ко всякому доброму делу.

Мория, как "поразительная мудрость природы" (гл.22), - это доверие жизни к самой себе, противоположность отвлеченной мудрости схоластов, которые навязывают жизни свои предписания. Поэтому ни одно государство не приняло законы Платона, и только естественные интересы (например, жажда славы) образовали общественные учреждения.

Мория природы на самом деле оказывается истинным разумом жизни, а отвлеченный "разум" официального учения - это безрассудство, сущее безумие. Мория - это мудрость, а казенная "мудрость" - худшая форма Мории, подлинная глупость. Чувства, которые нас обманывают, если верить фолософам, приводят к разуму; практика, а не схоластические писания, - к знанию; страсти, а не стоическое бесстрастие, - к доблести. Вообще "Глупость ведет к мудрости" (гл.30). Уже в заголовке и в посвящении (где сближены Мория и "столь далекий от ее существа" Томас Мор, Глупость и гуманистическая мудрость) проявляется вся парадоксальность "Похвального слова," основанная на диалектическом взгляде автора, согласно которому все вещи сами по себе противоположны и "имеют два лица".

Вторая часть "Похвального слова" посвящена "различным видам и формам Глупости. Но легко заметить, что здесь незаметно меняется не только предмет, но и смысл, вкладываемый в понятие "глупость", характер смеха и его тенденция. Меняется разительным образом и самый тон панегирика. Глупость забывает свою роль, и, вместо того, чтобы восхвалять себя и своих слуг, она начинает негодовать на служителей Мории, возмущаться, разоблачать и бичевать "моринов". Юмор переходит в сатиру.

Предмет первой части - это "общечеловеческие состояния": различные возрасты человеческой жизни, многообразные и вечные источники наслаждения и деятельности, коренящиеся в человеческой природе. Мория там совпадала поэтому с самой Природой и была лишь условной Глупостью - глупостью с точки зрения отвлеченного рассудка. Но все имеет свою меру, и одностороннее развитие страстей, как и сухая мудрость, переходит в свою противоположность. Уже глава 34, прославляющая счастливое состояние животных, которые не знают никакой дрессировки, никаких знаний и "подчиняются одной природе",- двусмысленна. Значит ли это, что человек не должен стремиться "раздвинуть границы своего

жребия", что он должен уподобиться животным? Не противоречит ли это как раз Природе, наделившей его интеллектом? Поэтому счастливое состояние, в котором пребывают дураки, юродивые и слабоумные, не убеждает нас следовать "скотскому бессмыслию" их существования (гл.35). "Похвальное слово Глупости" незаметно переходит от панегирика природе к сатире на невежество, отсталость, косность общественных нравов.

Опьянение и Невоспитанность (гл.8).

В первой части речи Мория как мудрость природы гарантировала жизни разнообразие интересов, движение и всестороннее развитие. Там она соответствовала гуманистическому идеалу "универсального" человека. Но безумствующая односторонняя глупость создает фиксированные, косные формы и виды человеческой жизни: сословие родовитых скотов, которые кичатся благородством происхождения (гл.42), или купцов - накопителей, "породу всех глупее и гаже" (гл.48), разоряющихся сутяг или наемных воинов, мечтающих разбогатеть на войне, бездарных актеров и певцов, ораторов и поэтов, грамматиков и правоведов. Филавтия, родная сестра Глупости, теперь показывает другое свое лицо. Она порождает самодовольство разных городов и народов, тщеславие тупого шовинизма и самообольщения (гл.43). Счастье лишается своего объективного основания в природе всего живого, оно уже теперь "зависит от нашего мнения о вещах... и покоится на самообмане" (гл.45). Как мания, оно уже субъективно и всяк по-своему с ума сходит, находя в этом свое счастье. Как мнимая "глупость"

природы, Мория была связью всякого человеческого общества, теперь, как доподлинная глупость предрассудков, она, напротив, разлагает общество.

Особенно достается в этой части церковникам.

(Надеюсь, благодаря многократному повторению одного и того же вы все-таки что-то уловили. Я -- почти.).

4) Особенности смеха. Смех = народно-карнавальный смех + сатира (о сатире см. выше, она во второй части произведения). Народно-карнавальный смех – в первой. Народно-карнавальный смех направлен не на дискредитацию, а на комическое удвоение мира.

Билеты 7-8. Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Бахтин о романе.

История создания. Толчком к написанию книги послужил выход в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги “Великие и неоценимые хроники о великом и огромном Гаргантюа”. В том же 1532 г. Рабле выпустил в качестве ее приложения книгу “Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Гаргантюа”. Подписана была псевдонимом Алькофрибас Назье. Составила затем 2 книгу всего романа. В ней Р. придерживается народной схемы романа: детство героя, юношеские странствия и подвиги и т.д. Наряду с Пантагрюэлем выдвигается другой герой эпопеи – Панург. В 1534 г. Р. – под тем же псевдонимом, начало истории, которая должна была заменить народную книгу, под заглавием “Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля”. Из народной книги осталось немного: исполинские размеры, поездка на гигантской кобылы, похищение колоколов собора Нотр-Дам. Третья книга – в 1546 г. под подлинным именем. В 1547 г. все три книги были осуждены богословским факультетом Сорбонны.

Первая краткая редакция “4 книги героических деяний и речений Пантагрюэля” вышла в 1548 г., расширенная в 52. Через 9 лет после смерти Р. была издана под его именем книга, озаглавленная “Звонкий остров”, а еще через два – под его же именем – полная пятая книга. По всей вероятности, это черновой набросок Р., обработанный кем-нибудь из его учеников или друзей.

Основой для этой байды послужили: гротескно-сатирическая поэзия Италии, Лукиан (а говорите – сатиры нет!), мистерия о том, как Прозерпина представляла Люциферу 4 дьяволят (в т.ч. и Пантагрюэля, вызывающего жажду), фаблио, фарсов.

Основные темы и образы. В 1 книге – Гаргантюа – добрый, миролюбивый великан-король. Их вообще в романе три таких красавца: Грангузье, Гаргантюа и Пантагрюэль. 3 тематических центра: -- воспитание Гаргантюа. Противопоставление средневекового и ренессансного воспитания. Но даже в таком серьезном деле – установка на пародийную игру (преувеличение старательности, которой требую воспитатели-гуманисты.

Война с Пикрохолом. Противопоставление Пикрохола и Гаргантюа – противопоставление средневекового и гуманистического правителя.

Телемская обитель. Это, во-первых, противопоставление средневекового монастыря, + утопия нового мира. Брат Жан – это порождение монастырских стен и одновременно их насмешливое отрицание. Девиз обители – “Делай что хочешь” – противопоставление монастырскому уставу. Этот девиз сплачивал людей. Люди там жутко образованные: знают 5-6 языков, могут сочинять на них стихи. Короче, прочитайте этот отрывок сами и перескажите его.

Во 2 книге: Пантагрюэль -- добрый великан, добрый малый, обжора и любитель выпить. Мотив жажды, которая сопровождает рождение П., -- жажда знаний и обычная жажда. Параллель выпивки и науки – через всю книгу. Серьезный эпизод – письмо Г. к П. Это манифест ренессанса. В нем – апология наук, апология движения истории (это где три этапа, см. билет 1).

Бахтин считает, что 3 книга – органическое продолжение первых двух. В ней меняются все пропорции: все действие – 30 дней, Пантагрюэль нормального размера.

В 5 книгах больше серьезного, ослаблена народно-карнавальная основа. А про 4 у меня ничего не сказано. Острова в 4-5 кн. Чаще всего символизируют социальные институты, ценности. Нет главного героя, все путешественники. Пантагрюэль возвышен, Панург снижен. В 3х книгах Панург вызывает симпатию вызовом старому косному обществу. А 4-5 не везде. В тех, эпизодах, которые появились в 48 г. он прежний, а в тех, которые в 52 г. – подчеркнуто труслиивый (например, эпизод с бурей, Колбасами). Это, видимо, связано с тем, что Панург и Пантагрюэль – разные полюса Божественной природы. Пантагрюэль – идеальный человек, Панург - реальный. Но писатели разочаровываются в реальном человеке => снижение образа Панурга.

Заканчивается роман тем, что Бутылка изрекла: “Тринк”, т.е. пей (вообще и из источника мудрости). Таким образом, это было плавание к истине. Правда, окончательной истины нет. А вообще-то путешествие воспроизводит плавание Жака Картье в Сев. Америку.

3) Публицистическая злободневность. Вообще то, о чем мы говорили на коллоквиуме под этим пунктом, называется явно не так, ну да ладно.

Засуха во время рождения Пантагрюэля: действительно была в 1532 г. Эпизод, где Панург покупает индульгенции и при этом поправляет свои денежные дела: в 32 г. проводился внеочередной папский юбилей, и те церкви, которые обходил П., действительно получили право продажи индульгенций.

Кн. II гл. 5 – эпизод со скульптурой Жофруа де Люзиньяка. Имена лиц, названия местностей, событий, гневный облик скульптуры подлинные, все теснейшим образом связано с жизнью самого Рабле. В 1524-27 г. он служил секретарем у епископа и аббата Майезе и часто совершал путешествия из Майезе в Пуатье и обратно (маршрут П.).

4) “Г и П” как карнавализированное произведение.Карнавал как совокупность празнеств карнавального типа – это синкретическая зрелищная форма обрядового характера. Карнавал выражает народную правду о мире. Это жизнь навыворот. Здесь все участники. Черты карнавального мироощущения:

Здесь отменяются иерархические отношения => вольное фамильярное отн. между людьми => эксцентричность (поведение, немыслимое вне карнавала, кот. позволяет раскрыться подспудным сторонам человеч. личности) => каранвальные мезальянсы (фам. Отношения распространяются абсолютно на все. Все, что было разъединено, сближается: священное с профанным, высокое с низким и т.д.) à карнавальная профанация (каранвальные кощунства, непристойности, связанные с производительной силой земли и тела, пародии на священные тексты и изречения). Основное карнавальное действие – шутовское увенчание и развенчание короля. В основе этого обряда – ядро каранавального мирощущения – пафос смен и перемен, смерти и обновления. Увенчание-развенчание пронизано карнавальными категориями: фам. Контакт (развенчание), мезальянс (раб-король), профанация (игра символами высшей власти). Побои и брань носят не бытовой и частный характер, но являются символическими действиями, направленными на высмеивание “короля”. В этой системе образов король есть шут. Его всенародно избирают, затем всенародно осмеивают, ругают и бьют. Он умирает, а потом возрождается. Поэтому ругательству отвечает хвала. Ругательство-развенчание, как правда о старой власти, об умирающем мире, органически входит в раблезианскую систему образов, сочетаясь здесь с каранвальными побоями с переодеваниями. Избиение так же амбивалентно, как и ругательство, перходящее в хвалу. Избиваемого украшают, само избиение носит веселых характер, оно вводится и завершается смехом.

Короче, то же самое, но попроще. Ругань и побои носят амбивалентный (двойной) характер. Все, что бьют и ругают, -- старо, его надо уничтожить (как масленичное чучело во время карнавала). Но умирая, оно рождает новое. Поэтому побои носят веселый характер, а за бранью следует хвала. Карнавал – это праздник всеуничтожающего и всевозрождающего времени.

Теперь к конкретным примерам. Развенчание короля Пикрохола – все элементы традиционной системы образов (развенчание, переодевание, избиение). В таком же карнавальном духе развенчание Анарха (его переодевают, делают продавцом зеленого соуса, а бьет его жена). Избиения ябедников в доме г-на Боше: ябедники составляют карнавальную пару – тостый маленький и длинный худой. Их избивают, но избивают якобы на свадьбе à веселый характер. Третьего еще и украшают ленточками, как на карнавале. Остров сутяг: жители зарабатывают тем, что позволяют себя избивать за деньги. Брат Жан избивает одного краснорожего (клоунская рожа) сутягу, дает ему деньги, а тот вскакивает счастливый, “как будто он король или даже два короля”. Т.е. старый убитый король и возрожденный новый.

Эпизод с защитой монастырского сада: солдат убивают, но дорезают их ножичками, какими лущат орехи т.е. это не солдаты, а куклы.

Эпизодов этих немерено, скажу еще об одном. Панург хочет жениться, но боится, что жена наставит ему рогов и побьет, т.е. он боится повторить судьбу старого короля и старого года. Женщина с нар. т.з. – утроба, враждебная всему старому. Панург боится движения жизни.

Преисподняя – тоже жизнь навыворот.

Гротескное тело. Оно никогда не бывает закончено, все время создает себя и другие тела. Оно не замкнуто в пространстве. Поэтому основные части гротескного тела: нос, рот, зад, живот и фаллос (короче, все выпуклости или впадины. А в животе зарождается новая жизнь). Через эти органы тело осуществляет контакт в внешним миром. А жрут там герои все время тоже потому, что через пир на весь мир устанавливается связь с миром.

Хронотоп. Соответствие качества и пространства и времени: хорошего должно быть много, поэтому герои большие и живут долго. Хорошее наделено силой для пространственно-временного расширения. А все плохое должно умереть. Сейчас напишу фразу, кто ее поймет, пусть объяснит мне (и Ванниковой скажет. Вдруг она важная?): Это нарочитое противопоставление диспропорции феодально-церковного мировоззрения, где ценности враждебны пространственно-временной реальности как суетному, греховному, где большое символизируется малым, сильное – слабым, вечное – мигом.

Эразм Роттердамский – один из самых ярких представителей движения гуманизма. В борьбе со схоластикой он выдвинул новое понимание задач и способов философствования, внес заметный вклад в возрождение античных ценностей. Эразм Роттердамский отстаивал право человека на радость, счастье, свободу, главным условием которых он считал нравственную жизнь. Проблема нравственности стала главной в его философии религии, политики и обыденной человеческой жизни.

В истории культуры Эразм Роттердамский прославился как «писатель одной книги» - «Похвалы Глупости» . Обладая незаурядным сатирическим даром, он подверг критике глупость в самых разных областях человеческой жизни. Эта книга побуждает к размышлению о коренном вопросе философии: «Что же есть истинная мудрость?».

Эразм Роттердамский критиковал (часто в форме сатирического осмеяния) схоластическую философию за ее отрыв от жизни, человека, природы, культуры. Философия, по его мнению, должна помогать людям решать многочисленные проблемы их реальной жизни. Вместо этого «доктора величавые, доктора изощренные, доктора изощреннейшие» предлагают «невежественной толпе» «силлогизмы, конклюзии, короллярии, суппозиции», а также такое множество направлений философии, «что легче выбраться из лабиринта, чем из сетей реалистов, номиналистов, томистов, альбертистов, оккамистов, скотистов и прочих».

Схоластике Эразм Роттердамский противопоставил свое понимание философии: заумствованиям - здравый смысл, небесным проблемам - земные, теоретической абстрактности – практическую конкретность, наукообразному трактату – художественную форму, кабинетам ученых – домашнее застолье, угрюмой серьезности – игру, юмор, сатиру, пародию.

Еще в юности Эразм Роттердамский составлял для своих учеников пособия в жанре обыденных разговоров с целью научить их изящно мыслить, говорить и писать, а также правильно вести себя в разных житейских ситуациях. Эти диалоги он пополнял до конца своей жизни. Так возникла книга «Разговоры запросто».

Ему было присуще живое чувство глубокой взаимосвязи различных сторон жизни, поэтому он не любил жестких граней и четких формул. Мысль не может ограничиться одной стороной действительности, она всегда незавершенна, открыта и разрастается в целую энциклопедию жизни. Исходя из того, что всякое категорическое суждение содержит в себе зародыш глупости, он просил не приписывать автору мнений его героев.

Эразм Роттердамский и Похвала Глупости

Книга «Похвала Глупости» написана в жанре сатиры. В ней Глупость хвалит сама себя в самых разнообразных жизненных ситуациях. В одних случаях похвала выступает сатирической формой обвинения глупости, а в других критикой так называемой «мудрости», и тогда глупость оборачивается мудростью, а «мудрость» глупостью.

Например, в простых житейских, самых обычных делах, так называемый, «мудрец» оказывается «тупым чурбаном», «ибо он слишком далек от общепринятых мнений и всеми соблюдаемых обычаев. Из такого разлада с действительной жизнью и нравами неизбежно рождается ненависть ко всему окружающему». «Мудрец» оказывается противником обычной жизни, здравого смысла и, в результате, - человеконенавистником.

В некоторых случаях под Глупостью подразумевается то, что противоположно разуму, а именно, чувства. Но без чувств не бывает ни наслаждения, ни счастья, ни жизни.

Важнейшим принципом философии Эразма Роттердамского является всеобщая парадоксальная (диалектическая) двойственность бытия, главным этическим требованием - «ничего сверх меры». Поэтому подлинной глупостью он считает односторонность и ограниченность. Разум и чувства – необходимые стороны человеческой жизни. В своей философии Эразм Роттердамский не противопоставляет мудрость не только чувствам, но и здравому смыслу, наслаждению и счастью.

Вторая часть книги – обвинение глупости в разных слоях общества, начиная от простого народа до высших кругов знати. Эразм Роттердамский обличает порочных государей, разлагающих все общество, выступает против войны – одного из самых тяжких и позорных проявлений Глупости. За несколько лет до «Утопии» Т.Мора он увидел разрушающее, деморализирующее воздействие собственничества на тогдашнее общество.

Его сатирический бич с особой силой разил церковнослужителей, монахов, схоластов.

Эразм Роттердамский и критика церкви

Эразм Роттердамский выступил с критикой католической церкви. Он считает, что обрядно-догматическая сторона католицизма заглушила главное в христианстве – его нравственный смысл. Он был присущ раннему христианству, которое не противостояло античной культуре, а являлось ее продолжением. Программа, так называемой, «философии Христа» была сформулирована еще молодым писателем в «Оружии христианского воина», где Священное писание трактуется, в первую очередь, как нравственное учение.

Критика Эразмом католицизма оказалась плодотворной почвой для развития идей Реформации, недаром, говорили, что Лютер высидел яйцо, которое снес Эразм.

Но через некоторое время обнаружилось принципиальное противоречие между мировоззрением Лютера и Эразма, протестантизмом и гуманизмом. Эразма насторожила, а затем оттолкнула фанатичность, жесткая догматичность Лютера и бесчеловечность учения о несвободе воли.

Обе стороны – католики и протестанты - ждали выступления знаменитого писателя в свою защиту. Он же уклонялся от однозначного ответа. Тогда и те, и другие обвинили его в измене и трусости. Однако уклончивость Эразма была принципиальным выражением его философской позиции. Ограниченность обеих религиозных программ не вмещала гуманистического содержания его мировоззрения.

Через два года после «Государя» Макиавелли, в 1516 году Эразм Роттердамский написал сочинение под названием «Воспитание христианского государя», где выступил с совершенно противоположных философских позиций. Идеальный государь не может быть безнравственным; Эразм Роттердамский представил его как честного, справедливого, миролюбивого слугу народа. По мнению автора, государю следует рассчитывать не на страх, а на любовь народа. Страх не уменьшит преступлений. Только любовь ведет к свободному подчинению закону. Тогда же Эразм Роттердамский написал антивоенный трактат «Жалоба мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного».

Эразм Роттердамский и значение его философии

Общечеловеческое содержание произведений Эразма Роттердамского делает их современными и в наши дни.

Он продолжает учить нас ценить жизнь, уметь радоваться, соблюдать меру во всем, быть миролюбивыми, терпимыми, снисходительными, уважать свободу другого человека, одним словом, быть ЧЕЛОВЕЧНЫМИ.

Он продолжает бороться против односторонности, категоричности, бескомпромиссности, догматизма, формализма, фанатизма, жестокости, тирании, высокомерия, невежества, войны – одним словом, ГЛУПОСТИ.

Эразм Роттердамский произведения

  • Похвала глупости
  • Воспитание христианского государя
  • Жалоба мира, отовсюду изгнанного и повсюду сокрушенного
  • Диатриба или рассуждение о свободе воли
  • О воспитанности нравов детских

Эразм Роттердамский цитаты

  • Нет ничего отважнее, чем победа над самим собой
  • Иногда хорошо любить - значит хорошо ненавидеть, а праведно ненавидеть - значит любить
  • Лучше меньше знать и больше любить, чем больше знать и не любить
  • Мир полон фарисеев
  • Большинство людей глупы, и всякий дурачится на свой лад
  • Начать войну легко, а закончить трудно
  • Невежество - мать высокомерия, а ученость рождает скромность

Эразм Роттердамский - выдающийся писатель, философ и ученый эпохи Северного Возрождения. Он подготовил первое греческое издание Нового Завета (с комментариями), положил начало критическому исследованию текстов Священных писаний и способствовал возвращению античного наследия в европейскую культуру. Будучи одним из наиболее авторитетных деятелей гуманитарных наук своего времени, он получил прозвище «князь гуманистов».

В историю литературы Эразм вошел как автор замечательных сатирических произведений, в которых высмеивал непреходящую человеческую глупость и невежество. Самым известным из них стала «Похвала глупости ».

Мы отобрали из нее семь цитат:

Самая низкопробная дрянь всегда приводит толпу в восхищение, ибо значительное большинство людей заражено глупостью.

Мудрость делает людей робкими, и потому на каждом шагу видишь мудрецов, живущих в бедности, в голоде, в грязи и в небрежении, повсюду встречающих лишь презрение и ненависть. К дуракам же плывут деньги, они держат в своих руках кормило государственного правления и вообще всячески процветают.

В человеческом обществе все полно глупости, все делается дураками и среди дураков.

Война, столь всеми прославляемая, ведется дармоедами, сводниками, ворами, убийцами, тупыми мужланами, нерасплатившимися должниками и тому подобными подонками общества, но отнюдь не просвещенными философами.

Поистине, два великих препятствия стоят на пути правильного понимания вещей: стыд, наполняющий душу, словно туман, и страх, который перед лицом опасности удерживает от смелых решений. Но глупость с удивительной легкостью гонит прочь и стыд и страх.

Потакать слабостям своих друзей, закрывать глаза на их недостатки, восхищаться их пороками, словно добродетелями, - что может быть ближе к глупости?

Тем и отличен от дурня мудрец, что руководствуется разумом, а не чувствами.

Сонеты по мотивам отрывков из знаменитой сатиры Эразма Роттердамского «Похвальное слово Глупости».

=*=*=*=*=*=
Предисловие.

Эразм Роттердамский, годы жизни 1466-1536, - гуманист, рационалист, ученый, писатель, высмеявший в своем сатирическом сочинении средневековую отсталость общества.

Уроженец Нидерландов, выходец из бюргерской среды, образованнейший человек своего времени, знаток античности и библеист, Эразм оставил потомкам многотомные труды, которые были очень важны, но в конце концов из всех его произведений самую громкую славу и подлинное бессмертие обрела одна небольшая книга (что любопытно, сам он отозвался о ней как о «безделке» - но, возможно, с долей лукавства) – «Похвала Глупости» (лат. «Moriae Encomium, sive Stultitiae Laus», 1509 год).

Успех книги был беспрецедентен. Во времена Эразма ее знали и читали (либо в оригинале на латыни, либо в переводе) все образованные люди всей Западной Европы, отголоски высказанных в ней мыслей прослеживаются в творчестве писателей и поэтов последующих времен. К примеру, всем известна цитата из пьесы Шекспира «Как вам это понравится»:
«Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль».

А ведь эту мысль впервые сформулировал не Шекспир – Эразм, только в прозаической форме. Исследователи указывают на целый ряд параллелей помимо вышеупомянутой, что, собственно, неудивительно: без Эразма Роттердамского трудно представить себе эпоху Ренессанса.

В книжке 68 коротких главок, каждая из которых посвящена разным темам, иллюстрирующим разные проявления неоспоримого присутствия госпожи Глупости в этом мире. Есть и бытовые зарисовки, и общественная сатира. Последней Эразм уделял в своих сочинениях особенное внимание, обличая сильных мира сего и ядовито высмеивая жадность, обжорство и невежество духовенства.

Борьба против церкви в то время была борьбой против общественного строя, который церковь обожествляла и неразрывной частью которого она сама была. Для того, чтобы возможно было подвергать критике существующие общественные отношения, их следовало лишить ореола святости.

Эразм не сомневался в том, что церковная организация давно и сильно превысила свои полномочия представителей божьих на земле, и выступал против корыстолюбия клириков и усвоенного ими обскурантизма (ограничение распространения знаний в интересах властных кругов - мракобесие, если по-русски), стремясь к тому, чтобы духовная диктатура церкви, тормозящая прогресс, в конце концов была сломлена. Однако церковь приравнивала к вольнодумцам всякого, кто осмеливался высказывать недовольство ее властью, неудивительно поэтому, что многие труды Эразма были признаны церковниками еретическими и запрещены под страхом смертной казни. До самого автора инквизиции добраться не удалось (в те времена так везло далеко не всем), что же касается его книг, особенно «Похвалы Глупости», то их продолжали печатать и читать.
Обличая католичество, Эразм не встал и на сторону протестантизма, отметив, что там, где победила Реформация, «науки умерли», то есть обскурантизм все равно остался при своем. Вероятно, он не относился с доверием ни к одной религиозной конфессии.

В книге Эразма не встретишь ни призывов к действию, ни даже конкретных заключений. Часто он либо заканчивает очередной абзац ироническим вопросом, смещая акценты, либо фраза содержит завуалированную двусмысленность (недаром Эразма называли «королем двусмысленностей»), будя в читателе сомнение, исподволь подводя его к необходимости делать вывод самостоятельно.

Маленькая книжица «Похвала Глупости» (или «Похвальное слово Глупости» - справедливы оба варианта перевода названия) издавалась много раз и издается до сих пор. Она легко читается, искрится меткими остроумными замечаниями и все еще не устарела, хотя в 2014 году ей исполнилось уже 505 лет. Глупость человеческая многогранна и неискоренима, а ее сестры и слуги, составляющие ее свиту – Лень, Лесть, Тщеславие, Себялюбие, Невоспитанность, Разгул и т.п. – по-прежнему обретаются в мире, - как вчера, так, увы, и сегодня. Но, как будто этого мало, следуя выражению одного ученого конца 20-того века, «современный обскурантизм вызывает тени прошлого из могил. Можно подумать, что реакция намерена установить некий «закон сохранения глупости». На фоне модернизированной схоластики и воинствующего мракобесия всяческого толка сатира Эразма сохраняет силу старого, но меткого оружия».

Чтение этих страниц дает заряд оптимизма. Как выразился еще один из комментаторов, «в книге Эразма Роттердамского под лукавой пародийной формой изложения скрывается защита жизнерадостного свободомыслия, направленная против невежества во славу человека и его разума».

Одета Мудрость в шутовской наряд,
Валяет дурака перед народом:
Прослыв не вольнодумцем – сумасбродом,
Глядишь, избегнешь Огненных палат.

Нет счёта бедам, что века подряд
Над человеческим довлеют родом,
Но тщетных мольб, исторгнутых под гнётом,
Смех, пусть сквозь слёзы, лучше во сто крат.

Все вещи в мире два лица имеют.
Взгляни иначе – станет веселее:
Ослы, изображающие львов,

И обезьяны, что в парчу рядятся,
И пышное ничтожество дворцов
От всей души заставят рассмеяться.
03.01.2016

Огненные палаты - в обобщенном значении – трибуналы инквизиции.
Название для чрезвычайных судебных органов, очень точное, если учесть, что их стараниями на костер были отправлены сотни человек, придумали французы (фр. Chambre ardente; в старой Франции в разное время действовало несколько трибуналов Огненных палат).

Выражения, принадлежащие Эразму: «Эти обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щеголяющие в львиной шкуре; пышное ничтожество дворов».

«… не подлежит сомнению, что любая вещь имеет два лица… и лица эти отнюдь не схожи одно с другим. … Снаружи как будто смерть, а загляни внутрь – увидишь жизнь, и наоборот, под жизнью скрывается смерть, под красотой – безобразие, под изобилием – жалкая бедность, под позором – слава, под ученостью – невежество, под мощью – убожество, под благородством – низость, под весельем – печаль, под преуспеянием – неудача, под дружбой - вражда, под пользой - вред…» («Похвала глупости», гл. XXIX)

В пути я дело скуке предпочёл,
Безделку эту написав со тщаньем;
От имени умнейшего прозванье
Для Глупости, дурачась, произвёл,

Трактуя сей особы произвол
Имеющим на мудрость притязанья,
Забаве рад, не ради осмеянья
Пусть даже тех, кто в смехе зло нашёл.

Как нежны уши, как ранимы души
У многих современников, и слушать
Им невтерпёж ни шутку, ни упрёк.

Иль совесть нечиста и втайне гложет?
Но честным и толковым людям прок
Мой труд игривый принесёт, быть может.
20.12.2015

История создания «Похвалы Глупости» связана с еще одним значимым персонажем прошлого - гуманистом и государственным деятелем англичанином Томасом Мором (1478-1535), который был личным другом Эразма. Игра слов, связанная с именем Мора, навела Эразма на мысль ораторствовать от лица Глупости (в переводе на древнегреческий «глупость» - «мория»). Шутка основана на противопоставлении, так как Мор был человеком высокообразованным и прогрессивных взглядов, - по выражению Эразма, уж он-то отстоял от глупости дальше всех.
«Похвала Глупости» была задумана Эразмом по дороге из Италии в Англию, где он остановился в доме Мора, закончив свой необычный труд и посвятив его своему другу – обо всем этом говорится в предисловии, в котором также освещен взгляд самого автора на свое произведение («читатель, не вовсе бестолковый, извлечет отсюда более пользы, чем из иного педантского и напыщенного рассуждения») и заранее озвучен ответ потенциальным критикам и недоброжелателям:

«Найдутся, может быть, хулители, которые станут распространять клевету, будто легкие эти шутки не к лицу богослову и слишком язвительны для христианского смирения; быть может, даже обвинят меня в том, что я… подвергаю осмеянию всех и каждого. … Весьма дивлюсь я нежности современных ушей, которые, кажется, ничего не выносят, кроме торжественных титулов. … кто станет кричать, жалуясь на личную обиду, тот лишь выдаст свой страх и нечистую совесть».

Самих себя публично восхвалять
Не принято среди великих мира.
К услугам их – продажных бардов лира,
Которой всё равно, о чем бряцать.

Бесстыжих пустозвонов этих рать
Преобразит ничтожество в кумира,
Напялит нимб святого на сатира,
Хотя одни рога ему подстать.

И в хоре славословий, без сомненья,
Услышать будет сложно возраженья,
Что сей герой не тот, кем явлен нам:

Не кладезь добродетелей – скотина,
Властитель слабых, раб сильнейших сам,
Ворона в перьях красочных павлина.
13.12.2015

«Удерживаемые ложным стыдом, они [великие и мудрые мира] не решаются выступить сами, но вместо того нанимают какого-нибудь продажного ритора или поэта-пустозвона, из чьих уст выслушивают похвалу, иначе говоря – ложь несусветную. Наш смиренник распускает хвост, словно павлин, задирает хохол, а тем временем бесстыжий льстец приравнивает этого ничтожного человека к богам, выставляет его образцом всех добродетелей, до которых тому как до звезды небесной, далеко, наряжает ворону в павлиньи перья, старается выбелить эфиопа и из мухи делает слона». («Похвала Глупости». Из главы III)

«Что, если какой-нибудь свалившийся с неба мудрец вдруг поднимет крик, уверяя, будто тот, кого все почитают за бога и своего господина, - даже и не человек, ибо по-скотски следует лишь велениям страстей, что он – подлый раб, ибо сам добровольно служит многим и к тому же гнусным владыкам?» («Похвала Глупости». Из главы XXIX)

Христос при жизни был простой бедняк.
Христа в сём мире заступая место,
Верховное священство, как известно,
Живет не тужит среди разных благ.

Иной царя пышнее иерарх,
Алмазам на парчовых ризах тесно,
Но, если разобраться в деле честно,
То здесь концы не сходятся никак.

Спаситель ведь довольствовался малым,
Поэтому как будто не пристало
Святым отцам богатствами владеть.

Однако рассуждение такое
Навряд ли верх способно возыметь –
Князьям ли церкви знаться с нищетою!
19.12.2015

«Папы, кардиналы и епископы не только соперничают с государями в пышности, но иногда и превосходят их. … И вот я спрашиваю: тот [из них], кто поразмыслит… не будет ли вынужден вести жизнь, полную забот и печалей?» («Похвала Глупости». Из главы LVII)

«… подобает ли богатое достояние тем, кто пришел на смену нищим апостолам?» (Из главы LVIII)

«А верховные первосвященники, которые заступают место самого Христа? Если бы они попробовали подражать его жизни, а именно бедности, трудам, учительству, крестной смерти, презрению к жизни… - чья участь в целом свете оказалась бы печальнее?».
(Из главы LIX)

Кто б ни был ты, коль в мире ты живёшь,
Не ведая иного устремленья
Помимо выгод и увеселенья,
Насквозь порочен и виновен сплошь, -

Чем больше натворил, тем слаще ложь,
Что ты грехов получишь отпущенье,
Все скверны обелишь в одно мгновенье,
В церковную копилку бросив грош.

Пожертвуй от щедрот во время службы
На общую свечу и церкви нужды, -
И выкуплена грешная душа.

Ты чувствуешь, насколько легче стало?
Потраченного стоит ведь гроша!
А дальше хоть греши себе с начала.
07.12.2015

«А что сказать о тех, которые якобы искупив свои грехи пожертвованиями на церковь, безмятежно радуются… и тешат себя надеждами на богатство, почести, наслаждения, избыток во всем, вечно цветущее здоровье, долгую жизнь, бодрую старость и, наконец, место в царствии небесном поближе к самому Христу?

Иной купец, воин или судья, уделив единый грошик из всего награбленного, верит, что разом обелил скверну своей жизни: все ложные клятвы, грязные похоти, кутежи, драки, убийства, обманы, козни, измены он считает выкупленными и оплаченными, словно по договору, так что при желании впору бы начать новый круг мерзостей». («Похвала Глупости». Из главы XL).

Когда-то слыл пустынником монах,
Дни проводя в глуши уединенья,
Где подвиг воздержанья и смиренья
Вершил вдали от тщетных мира благ.

Но что ж сегодня видим? Нищ и наг
Все также он, достоин уваженья?
Как вышло, что не знает люд сомненья:
С монахом встреча- это скверный знак?

Порочнее мирян монахи ныне,
И жить предпочитают не в пустыне,
И блага мира им милей постов;

Воздержаны в одном – в стремленье к знанью;
Псалмы гнусавя на манер ослов,
Благочестивы только по названью.
28.11.2015

«…так называемые монахи-пустынножители, хотя это прозвище нисколько им не пристало: ведь большинство их далеко от всякого благочестия, и никто чаще «пустынножителей» не попадается вам навстречу во многих людных местах.

Они навлекли на себя такую единодушную ненависть, что даже случайная встреча с монахом почитается за худую примету, а между тем сами вполне собою довольны. Во-первых, они уверены, что наивысшее благочестие состоит в строжайшем воздержании от всех наук и лучше всего - вовсе не знать грамоты. Засим, читая в церквах ослиными голосами размеченные, но непонятные им псалмы, они пребывают в убеждении, что доставляют этим великую усладу святым. … Своей грязью, невежеством, грубостью и бесстыдством эти милые люди, по их собственному мнению, уподобляются в глазах наших апостолам». («Похвала Глупости». Из главы LIV)

Комедии подобна наша жизнь:
В ней столько лицедейства и притворства.
Играют люди в честность, в благородство,
Привычные личины нацепив.

Но тот, кто скажет, что спектакль лжив,
Скорей не ум проявит – сумасбродство
И лишь себе добавит беспокойства,
Сложившийся обычай не почтив.

Один закон для пиршеств и для жизни:
Пришёл на пир – так пей, а нет – ты лишний.
Да что об этом долго рассуждать:

Живи, как все, не мудрствуя лукаво,
И продолжай комедию играть,
И не тужи, что не умна забава.
12.12.2015

«Но и вся жизнь человеческая есть не что иное, как некая комедия, в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль, пока хорег не уведет их с просцениума.

Сумасбродом называю я всякого, не желающего считаться с установленным положением вещей и применяться к обстоятельствам, не помнящего основного закона всякого пиршества: либо пей, либо – вон, и требующего, чтобы комедия не была комедией.

Напротив, истинно рассудителен тот, кто, будучи смертным, не стремится быть мудрее, чем подобает смертному, кто снисходительно разделяет недостатки толпы и вежливо заблуждается вместе с нею. Но ведь в этом и состоит глупость, скажут мне. Не стану спорить, но согласитесь и вы, что это как раз и значит играть комедию жизни». («Похвала Глупости». Из Главы XXIX)

Лучшими иллюстрациями к «Похвале Глупости» по праву считаются рисунки Ганса Гольбейна Младшего, современника Эразма Роттердамского.

Штрихами виртуозного пера
Художник набросал по мере чтенья
Занятного на редкость сочиненья
Ряд сценок, проявив таланта дар,

Внеся свой вклад в иллюстративный жанр,
Запечатлев плоды воображенья,
И вдоль, и поперёк без промедленья
Изрисовав печатный экземпляр.

Монахи, короли и скоморохи –
Как будто лики давней той эпохи
Отражены кусочками зеркал.

Святые, черти, люди, звери, птицы
И сам мудрец, что книгу написал,
Проходят перед нами вереницей.
01.01.2016

С Гансом Гольбейном Младшим Эразм познакомился в Базеле. Он заказал художнику свой портрет, а кроме того Гольбейн проиллюстрировал для него «Похвалу Глупости», набросав на полях страниц печатного экземпляра 1514-того года издания 82 зарисовки по непосредственным впечатлениям от прочтения книги. Эти маленькие работы первоначально не предназначались для печати, зато теперь нам трудно представить произведение великого гуманиста без ярких и острых рисунков Гольбейна. На первой странице книги художник изобразил Глупость-Морию в шутовском колпаке, произносящую свою речь с трибуны перед публикой.

Эразм рекомендовал Гольбейна Томасу Мору, лорду-канцлеру короля Генриха VIII. Художник переехал в Англию и с тех пор писал портреты короля и его придворных.
Гольбейн неоднократно портретировал Эразма Роттердамского, а также Томаса Мора и других известных людей той далекой эпохи.

Томас Мор, хотя и был приближенным самого короля, однако в истории прославился (собственно, подобно Эразму из Роттердама), в качестве автора одной, но знаковой книги. В случае Мора эта книга еще более известная, чем творение Эразма, поскольку ее название сделалось нарицательным – речь идет о книге «УТОПИЯ» («Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия», 1516 год).

Обличая на страницах книги глубочайшую несправедливость современного жизнеустройства (заговор богатых против всех членов общества), Мор приходит к выводу, что создание общества всеобщего благоденствия возможно при отмене частной собственности, обязательном труде для всех, равенстве полов, соблюдении терпимости ко всем религиям, усовершенствовании системы образования и ясном понимании того, что война – это поистине зверство. Утопию по задумке Мора возглавляет король, но все административные должности выборные и могут быть заняты каждым из граждан, то есть налицо торжество демократии.

Ужасен мир – в нем голод и война
При беспощадном деспотизме власти
Всё множат жертвы – сердце рвут на части
Страданья тех, чья в бедности вина.

И странно ли, что в злые времена
Забрезжила на фоне всех напастей
Мечтой о лучшей доле, общем счастье
Утопия – чудесная страна.

В ней все равны в труде и в достоянье
И равно благоденствуют, и знанья
Доступны всем, невежд развеяв вздор.

В ней короли и те демократичны.
Увы, хотя века прошли с тех пор,
Утопия всё также утопична.
03.01.2016

Цитаты из книги Эразма Роттердамского «Похвала Глупости» приведены по изданию 1983 года.
Москва, «Художественная литература», перевод с латинского П.Губера, предисловие Л.Пинского.

Мировую славу нидерландскому гуманизму принес Эразм Роттердамский. Это псевдоним Герта Гертсена (1466 - 1536), писавшего на латыни и бывшего одним из лучших мастеров латинской прозы эпохи Возрождения.

Христианский гуманизм Эразма:
Идеал северного возрождения - это античность без язычества и христианство без догматизма и формализма, а так же философия стоицизма. От античности средневековые авторы сохранили литературные памятники, поэтику и стиль произведений.

Христианство внесло в литературу ценности, отличавшиеся от античных. В литературе это проявилось, в том числе, в своеобразии пространственно-временных отношений, аллегоризме и символики художественного мышления, ориентации на традицию и канон.

Латинская лит-ра раннего Средневековья открыла в человеке грани, каких не знала античность. Человек выступал в сложном противоречии душевных качеств, и низменных, и возвышенных, он был и червем, и носил в себе частицу божества.

Эразм придерживался "Философии Христа" призывавшей к возрождению идей и идеалов первоначального христианства, давно забытых католической церковью, погребенных под грудой обрядового формализма, в принципе доступной каждому человеку. Как подлинный гуманист Эразм не принимал тезиса ортодоксального христианства о радикальной испорченности человеческой природы первородным грехом. Поэтому нормальный человек, подражая Христу, способен возвышаться до идей, зафиксированных в Священном Писании.

Философская сатира «Похвала глупости» построена убеждённости в противоречивости всего сущего и зыбкости рубежа между противоположностями. Поэтому драгоценнейшим правилом жизни становится призыв «ничего сверх меры!». В этой убеждённости - суть идейной позиции Э. Р., обнаруживающейся и в других его произведениях.

Основные труды зрелого Эразма следующие: сатирический шедевр «Похвала глупости», большой том диалогов на разнообразную тематику «Разговоры запросто» (другое название «Домашние беседы»), трактаты «Воспитание христианского князя», «Язык, или Об употреблении языка на благо и во вред». Необыкновенный успех имела его книга «Христианский воин».

Все его труды поистине бесценны, но главный успех писателя выпал на долю маленькой книжки, которую сам он считал милым пустячком. Именно этот пустячок принес ему литературное бессмертие, более того актуальность в читательских кругах на все времена. Речь идет о написанной в 1509 г. «Похвале глупости», в которой с непередаваемым юмором рассматривается общество во всех его проявлениях, вскрывается суть жизни, счастья, знания, веры.

Это одновременно художественное произведение, философский трактат, психологическая и богословская работа. Композиционно же «Похвала глупости» - строгий образец ораторского искусства, блестящая пародия на схоластику и - неожиданно для ученого латиниста - высоко поэтический текст.

Вывод «Похвалы» таков: человек двойствен - наполовину от Бога, наполовину от черта, значит и выход для него в симбиозе глупости и мудрости, чего может достичь только просветленная душа, пользующаяся по своему усмотрению телесными органами, ибо ведь ничто человеческое ей не чуждо.

Античная и народная традиция в “Похвале Глупости”. Народная традиция – это традиция книг о глупцах (нар. книга о Тиле Эйленшпигеле), карнавальные шествия дураков во главе в Князем дураков, Папой-Дураком и Дурацкой Матерью и т.д. Античная традиция – форма панегирика.

3) Образ Глупости. Long story short:

Основной тезис здесь – переход глупости в мудрость и наоборот.

Сама героиня, от лица которой ведется повествование, отнюдь не глупа, обладает здравым смыслом, трезвым взглядом и немалым житейским опытом. Глупыми являются скорее ее многочисленные подданные, которые оказываются куда менее сообразительными, чем их повелительница.
Следуя традициям житийной литературы, Эразм наделяет госпожу Глупость примечательной родословной. Ее отец - Плутос. Бог богатства назван сатириком единственным настоящим отцом богов и людей, так как от его приговоров зависят война, мир, власть, совет, суд. Матерью героини автор сделал нимфу Неотиту (юность), дабы подчеркнуть, что глупость соединяет старость (Плутос - один из старейших богов по Эразму) и цветущую молодость: «Глупость удерживает юность и отгоняет старость». Глупость, с точки зрения Эразма, - это порок, который никогда не бывает единственным. Госпожа Глупость шествует по миру в окружении своих ближайших подруг Лести, Лени, Сластолюбия, Чревоугодия и прочих человеческих слабостей, которым автор дает древнегреческие имена.

Госпожа Глупость хвастает тем, что люди обязаны ей жизнью, ведь женщины нравятся мужчинам благодаря глупости тех и других. Ссорящихся же супругов способна примирить лишь только она - всесильная госпожа Глупость. Эразм в своих иронических сентенциях утверждает, что именно глупость соединяет друзей. В подтверждение этого госпожа Глупость говорит о том, что чем больше люди пьют, тем глупее становятся, а пьяный готов считать своим другом кого угодно. От сравнительно безобидных наблюдений над нравами своих современников автор «Похвалы Глупости» переходит к социальным заключениям, перенося межличностные отношения в сферу государственную. Преподававший в нескольких европейских университетах, в том числе в Парижском и Кембриджском, Эразм дает весьма нелестную характеристику своим коллегам и питомцам. Госпожа Глупость полагает, что самыми ревностными ее служителями являются грамматика, правоведы, философы, богословы. Будучи невеждами, они вдалбливают в головы своих учеников всевозможные псевдоистины, дабы последние превзошли первых глупостью и невежеством. Госпожа Глупость числит среди своих подданных и королей, потому что, по мнению Эразма, глупость создает государства, поддерживает трон и церковь.

Более подробный анализ, если нужно: (по мне, так он слишком мутный, но для общего представления можно прочитать разок)

В первой части "Похвального слова" пародоксально заострена мысль: Глупость неопровержимо доказывает свою власть над всей жизнью и над всеми ее благами. Все возрасты и все сословия, все чувства и все интересы, все формы связей между людьми и всякая достойная деятельность обязаны ей своим существованием и своими радостями. Она основа всякого процветания и счастья. И тут невольно возникает вопрос: это в шутку или всерьез? Но весь облик гуманиста Эразма, во многом как бы прототипа Пантагрюэля Рабле, исключает безрадостный взгляд на жизнь как на сцепление глупостей.

Через всю первую "философскую" часть речи проходит сатирический образ "мудреца" и характеристика этого антипода Глупости оттеняет основную мысль Эразма. Отталкивающий и дикий внешний вид, волосатая кожа, дремучая борода, облик преждевременной старости (гл. 17). Строгий, глазастый, на пороки друзей зоркий, в дружбе пасмурный, неприятный (гл. 19). На пиру угрюмо молчит и смущает неуместными вопросами. Одним своим видом портит публике всякое удовольствие. Если вмешается в разговор, напугает собеседника, не хуже, чем волк. Если надо что-либо купить или сделать - это тупой чурбан, ибо он не знает обычаев. В разладе с жизнью рождается у него ненависть ко всему окружающему (гл.25). Враг всякой чувствительности, некое мраморное подобие человека, лишенное всех людских свойств. Не то чудовище, не то привидение, не знающее ни любви, ни жалости, подобно холодному камню. От него якобы ничто не ускользает, он никогда не заблуждается, все взвешивает по правилам своей науки, все знает, всегда собой доволен, один он свободен, он - все, но лишь в собственных помышлениях. Все, что случается в жизни, он порицает, словно безумие. Не печалится о друге, ибо сам никому не друг. Вот образ совершенного мудреца! Кто не предпочтет ему последнего дурака из простонародья (гл.30)

Это законченный образ схоласта, средневекового кабинетного ученого, загримированный согласно литературной традиции этой речи - под античного мудреца - стоика. Это рассудочный педант, ригорист и доктринер, принципиальный враг человеческой природы. Но с точки зрения живой жизни его книжная обветшалая мудрость - скорее абсолютная глупость.

Все многообразие человеческих интересов не сводится к одному знанию, тем более отвлеченному, оторванному от жизни книжному знанию. И если рассудок себя противопоставляет жизни, то его формальный антипод - глупость - совпадает со всяким началом жизни. Эразмова Мория есть поэтому сама жизнь. Она синоним подлинной мудрости, не отделяющей себя от жизни, тогда как схоластическая "мудрость" - синоним подлинной глупости.

Мория первой части - это сама Природа, которой нет нужды доказывать свою правоту "крокодиллитами, соритами, рогатыми силлогизмами и прочими диалектическими хитросплетениями" (гл.19). Желанию быть счастливыми люди обязаны любовью, дружбой, миром в семье и обществе. Воинственный угрюмый "мудрец", которого посрамляет красноречивая Мория, - это в своем роде весьма развитый псевдорационализм средневековой схоластики, где рассудок, поставленный на службу вере, педантически разработал сложнейшую систему регламентации и норм поведения. Убогому рассудку схоластов противостоит Мория - новый принцип Природы, выдвинутый гуманизмом Возрождения.

У Эразма наслаждение и истинная мудрость идут рука об руку. Похвала Глупости - это похвала разуму жизни. Чувственное начало природы и мудрость разума в цельной гуманистической мысли Возрождения не противостоят друг другу. Стихийно-материалистическое чувство жизни уже преодолевает христианский аскетический дуализм схоластики.

Мория Эразма - субстанция жизни в первой части речи - благоприятна для счастья, снисходительна и "на всех смертных равно изливает свои благодеяния". Чувства, порождения Мории, страсти и волнения направляют, служат хлыстом и шпорами доблести и побуждают человека ко всякому доброму делу.

Мория, как "поразительная мудрость природы" (гл.22), - это доверие жизни к самой себе, противоположность отвлеченной мудрости схоластов, которые навязывают жизни свои предписания. Поэтому ни одно государство не приняло законы Платона, и только естественные интересы (например, жажда славы) образовали общественные учреждения.

Мория природы на самом деле оказывается истинным разумом жизни, а отвлеченный "разум" официального учения - это безрассудство, сущее безумие. Мория - это мудрость, а казенная "мудрость" - худшая форма Мории, подлинная глупость. Чувства, которые нас обманывают, если верить фолософам, приводят к разуму; практика, а не схоластические писания, - к знанию; страсти, а не стоическое бесстрастие, - к доблести. Вообще "Глупость ведет к мудрости" (гл.30). Уже в заголовке и в посвящении (где сближены Мория и "столь далекий от ее существа" Томас Мор, Глупость и гуманистическая мудрость) проявляется вся парадоксальность "Похвального слова," основанная на диалектическом взгляде автора, согласно которому все вещи сами по себе противоположны и "имеют два лица".

Вторая часть "Похвального слова" посвящена "различным видам и формам Глупости. Но легко заметить, что здесь незаметно меняется не только предмет, но и смысл, вкладываемый в понятие "глупость", характер смеха и его тенденция. Меняется разительным образом и самый тон панегирика. Глупость забывает свою роль, и, вместо того, чтобы восхвалять себя и своих слуг, она начинает негодовать на служителей Мории, возмущаться, разоблачать и бичевать "моринов". Юмор переходит в сатиру.

Предмет первой части - это "общечеловеческие состояния": различные возрасты человеческой жизни, многообразные и вечные источники наслаждения и деятельности, коренящиеся в человеческой природе. Мория там совпадала поэтому с самой Природой и была лишь условной Глупостью - глупостью с точки зрения отвлеченного рассудка. Но все имеет свою меру, и одностороннее развитие страстей, как и сухая мудрость, переходит в свою противоположность. Уже глава 34, прославляющая счастливое состояние животных, которые не знают никакой дрессировки, никаких знаний и "подчиняются одной природе",- двусмысленна. Значит ли это, что человек не должен стремиться "раздвинуть границы своего жребия", что он должен уподобиться животным? Не противоречит ли это как раз Природе, наделившей его интеллектом? Поэтому счастливое состояние, в котором пребывают дураки, юродивые и слабоумные, не убеждает нас следовать "скотскому бессмыслию" их существования (гл.35). "Похвальное слово Глупости" незаметно переходит от панегирика природе к сатире на невежество, отсталость, косность общественных нравов.

В первой части речи Мория как мудрость природы гарантировала жизни разнообразие интересов, движение и всестороннее развитие. Там она соответствовала гуманистическому идеалу "универсального" человека. Но безумствующая односторонняя глупость создает фиксированные, косные формы и виды человеческой жизни: сословие родовитых скотов, которые кичатся благородством происхождения (гл.42), или купцов - накопителей, "породу всех глупее и гаже" (гл.48), разоряющихся сутяг или наемных воинов, мечтающих разбогатеть на войне, бездарных актеров и певцов, ораторов и поэтов, грамматиков и правоведов. Филавтия, родная сестра Глупости, теперь показывает другое свое лицо. Она порождает самодовольство разных городов и народов, тщеславие тупого шовинизма и самообольщения (гл.43). Счастье лишается своего объективного основания в природе всего живого, оно уже теперь "зависит от нашего мнения о вещах... и покоится на самообмане" (гл.45). Как мания, оно уже субъективно и всяк по-своему с ума сходит, находя в этом свое счастье. Как мнимая "глупость" природы, Мория была связью всякого человеческого общества, теперь, как доподлинная глупость предрассудков, она, напротив, разлагает общество. Особенно достается в этой части церковникам.

4) Особенности смеха. Смех = народно-карнавальный смех + сатира (о сатире см. выше, она во второй части произведения). Народно-карнавальный смех – в первой. Народно-карнавальный смех направлен не на дискредитацию, а на комическое удвоение мира.

Жизнь Ласарильо с Тормеса

Жанровая специфика плутовского романа:

Плутовской , или пикарескный роман (исп. novela picaresca ) - ранний этап развития европейского романа. Этот жанр сложился в Испании золотого века и в своей классической форме просуществовал до конца XVIII века. Содержание пикарески - похождения «пикаро», то есть плута, жулика, авантюриста. Как правило, это выходец из низов, но иногда в роли пикаро выступали и обедневшие, деклассированные дворяне.

Зёрна плутовского романа содержали уже знаменитые античные романы - «Сатирикон» Петрония и «Золотой осёл» Апулея.

В своей классической форме плутовской роман возник как противоположность роману рыцарскому. Похождения пикаро - это сниженное отражение странствий идеализированных рыцарей средневековья.

Плутовские романы отличает занимательность изложения, комичность ситуаций, но за внешней развлекательностью можно увидеть глубокий социальный подтекст. Балагурный смех граничит в них со смехом сатирическим, изобличающим пороки общества.

За первый несомненный образец жанра принимают испанскую повесть «Ласарильо с Тормеса», которая вышла в свет в Бургосе в 1554 году. В ней описывается служба мальчишки-бедняка у семи господ, за лицемерными масками каждого из которых кроются разнообразные пороки. Широкая популярность «Ласарильо» породила череду испанских произведений в жанре пикарес.