Июльские бои. Сражение у горы Баин-Цаган

Японское командование решило повторить вторжение в приграничный район Монголии. Были созданы ударные войсковые группы под командованием генералов Ясуоки и Кобаяси. Общее руководство японской группировкой осуществлял бывший военный атташе Японии в Москве в 1927 году генерал-лейтенант Камацубара. Он считался большим специалистом по неприятельской Красной Армии.

2 июля японская группировка перешла в наступление. В ночь со 2-го на 3-е июля войска генерала Кобаяси форсировали реку Халхин-Гол. Стоявший здесь заслоном один из полков монгольской 6-й кавалерийской дивизии был сбит после короткого и ожесточенного боя. Японцы сразу же начали укреплять ее фортификационными сооружениями и сосредоточивать здесь свои главные силы. Саперы строили блиндажи, а пехотинцы рыли одиночные круглые окопы. По крутым склонам на вершину горы втаскивались противотанковые и дивизионные пушки. За день приграничная вершина превратилась в опорный пункт японцев. Горе Баин-Цаган суждено было стать ареной ожесточенных и кровопролитных боев с 3 по 5 июля.

Положение для оборонявшихся складывалось критическое, но на выручку поспешил созданный Г. К. Жуковым подвижный резерв. Не давая противнику времени на организацию дальнейших наступательных действий, Жуков со всей решительностью, не дожидаясь подхода стрелкового полка сопровождения (мотопехоты) бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига М.П. Яковлева, которого поддержал монгольский бронедивизион. Вскоре танкистов поддержали подошедшие батальоны 24-го мотострелкового полка и 7-й мотоброневой бригады, имевшей в своем составе 154 бронемашины.

Об ожесточенности боев за высоту Баин-Цаган свидетельствует такой факт. 4 июля стрелковый полк Федюнинского отбил около десятка вражеских атак, которые не раз переходили в штыковые, рукопашные схватки. Инициатива полностью перешла к советско-монгольским войскам, и японцам пришлось перейти к обороне, однако гору удержать они не смогли. К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баин-Цагана - узкую полоску местности в пять километров длиной и два километра шириной. На этом участке сосредоточились подразделения 26-го пехотного полка японцев, который прикрывал отход частей ударной группировки с западного берега Халхин-Гола. Бои на Баин-Цагане не утихали весь вечер и всю ночь.

Под утро 5 июля японские войска дрогнули и начали отступать с горной вершины по крутым скатам к берегу реки. Вскоре отступлении превратилось в бегство.

Жуков Г.К. "Воспоминания и размышления"
Том 1, глава 7 "Необъявленная война на Халхин-Голе"

Боевые действия 26-го пехотного полка у г. Баин-Цаган 3–5 июля 1939 г.

Боевые действия 26-го пехотного полка у г. Баин-Цаган 3 – 5 июля 1939 г. (Из дневника полковника СУМИ Синичиро, командира 26-го пехотного полка).

Дислоцированный в Цицикаре 26-й пехотный полк 7-й дивизии получил приказ усилить войска Комацубара . Моей части, состоявшей из 1500 офицеров и солдат, было приказано атаковать противника с тыла, у его переправы.

3 июля удалось перебросить только батальон майора Адачи. Остальные подразделения полка достигли противоположного берега перед рассветом следующего дня (4 июля). Мы развернулись в качестве второй линии за батальоном Адачи.

Через некоторое время мы подверглись неистовым атакам группы примерно 300 вражеских танков. Расстояние составляло около 800 метров и наши пехотные орудия могли добиться эффективного попадания лишь каждым третьим выстрелом. Вражеская бронетехника смогла приблизиться прежде чем мы успели сделать более чем несколько выстрелов; у нас не было времени продолжать огонь и 300 вражеских средних танков ворвались на наши позиции... Мои солдаты лихорадочно метали «коктейль Молотова» в танки со смертельной точностью. Танки вспыхивали как спичечные коробки в пламени. Я насчитал 84 выведенных из строя вражеских танка.

Это был наш первый и последний успех в Номонханском Инциденте.

На обширных пространствах Внешней Монголии температура поднялась до 42°С. Время от времени нас обстреливала вражеская тяжелая артиллерия; мы едва могли укрыться, отрывая ячейки в песке.

5 июля вражеские танки, понесшие столь большие потери от нашего «молотовского коктейля», перестали приближаться. Вместо этого они время от времени стреляли с большого расстояния; корпуса танков были зарыты в песок, торчали только башни. От этого обстрела мы понесли тяжелые потери, так как у нас не было соответствующего вооружения, чтобы ответить на этот огонь. Вскоре около трети моих людей были убиты или ранены. 5 июля мы начали отходить на маньчжурскую территорию. Тем временем на правом берегу Халхи 64-й пехотный полк постигла та же судьба, что и нас – он находился под сильным огнем тяжелых орудий и танков.

Противник продемонстрировал свое материальное превосходство.

Из дневника полковника СУМИ Синичиро,
командира 26-го пехотного полка

Из журнала боевых действий 11-й танковой бригады им. М. П. Яковлева

Журнал боевых действий 11-й танковой бригады им. М. П. Яковлева (РГВА, фонд 37977, оп. 1, дело 115)

Во время боя 3.7.39 г. Бригада потеряла: из 152 БТ-5 уничтожено противником 45 танков, подбито 37, всего выбыло из строя 82 танка или 53, 9 %, из 11 БХМ выведенных в бой - 4 уничтожено, 2 подбито, всего выбыло 6 или 55,5 %.

Убито - старшего н/состава 2 (нач. 1 части капитан Ляховский, командир 3 ТБ капитан Подольный), среднего комсостава - 18 чел., полит состава - 10 чел., младшего н/состава - 67, рядового - 38 чел., а всего убитых -135 чел.

Ранено - старшего н/состава - 3 чел., среднего н/состава - 8 чел., политсостава - 1 чел., младшего н/состава - 28 чел., рядовых - 17 чел, всего 57 чел.

Пропало без вести - младшего н/состава - 7 чел., рядового - 4 чел, всего 11 чел.

Всего выбыло из строя за 3.7.39 года -203 человека.

Потери за 4.7.39 г. Убит - 1 красноармеец, ранены 1 младший командир и 6 красноармейцев, потерь боевых машин не было.

Потери 5.7.39 г. Ранены 2 младших командира и 10 красноармейцев. Потерь боевых машин нет.

Из журнала боевых действий
11-й танковой бригады им. М. П. Яковлева
(РГВА, фонд 37977, оп. 1, дело 115)

Пожалуй, ни одно из событий на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 года не вызывает столько споров, как сражение за гору Баин-Цаган 3-5 июля.Тогда 10-тысячной японской группировке удалось скрытно форсировать Халхин-Гол и начать движение к советской переправе, угрожая отрезать советские войска на восточном берегу реки от основных сил.

Противник был случайно обнаружен и, не дойдя до советской переправы, вынужденно занял оборонительную позицию на горе Баин-Цаган. Узнав о случившемся, командующий 1-ой армейской группой Г. К. Жуков приказал 11-ой бригаде комбрига Яковлева и ряду других бронетанковых подразделений сходу и без поддержки пехоты (мотострелки Федюнинского заблудились в степи и вышли к месту сражения позднее) атаковать японские позиции.

Советские танки и бронеавтомобили предприняли несколько атак, но, понеся значительные потери, вынуждены были отступить. Второй день сражения свелся к постоянному обстрелу советской бронетехникой японских позиций, а провал японского наступления на восточном берегу вынудил японское командование начать отход.

До сих пор историки спорят, насколько оправданным был ввод в бой бригады Яковлева с марша. Сам Жуков писал, что сознательно пошел на это. С другой стороны, был ли у советского военачальника другой путь? Продолжение движения японцев к переправе сулило катастрофу.

Спорным моментом Баин-Цагана до сих пор является и японское отступление. Было ли это повальное бегство или планомерный организованный отход? Советская версия рисовала разгром и гибель японских войск, не успевших осуществить переправу. Японская же сторона создает картину организованного отступления, указывая, что мост был взорван уже тогда, когда на него въехали советские танки. Каким-то чудом под артиллерийским обстрелом и ударами с воздуха японцам удалось переправиться на противоположный берег. А вот оставшийся в прикрытии полк был практически полностью уничтожен.

Баин-Цаган сложно назвать решительной тактической победой одной из сторон. А вот в стратегическом отношении - это, безусловно, победа советско-монгольских войск.

Во-первых, японцы были вынуждены начать отход, понеся потери и не выполнив основной задачи - уничтожения советской переправы. Более того, на протяжении конфликта противник ни разу больше не пытался форсировать Халхин-Гол, да и физически это было уже невозможно. Единственный комплект мостового оборудования во всей Квантунской армии был уничтожен самими японцами при отводе войск с Баин-Цагана.

Далее японским войскам оставалось лишь проводить операции против советских войск на восточном берегу Халхин-Гола, или ждать политического решения конфликта. Правда, как известно, дождался противник совсем другого.


http://www.usovski.ru/
23.12.2007 г.


Сражение при Баин-Цагане - последний гвоздь в гроб военной доктрины Троцкого-Тухачевского

Часть 1

Военный конфликт лета 1939 года между МНР и Маньчжоу-Го, в котором в качестве союзников противоборствующих сторон выступили СССР и Японская империя, принес Советскому Союзу, кроме чисто военной победы, ещё и значительные политические преференции – летом 1941 года японская армия, получившая жестокий урок у Номонхана, вынуждена была уступить флоту пальму первенства в решении стратегических задач, забыть о планах войны с СССР и согласиться с южным направлением будущей японской агрессии. Всё это так. Но осталась в истории этого инцидента одна страничка, которую советские (да и российские) историки старались пролистнуть, не вникая в подробности – и эта страничка посвящена трехдневным боям за гору Баин-Цаган, боям, хоть и формально окончившихся нашей победой, но в то же время начисто перечеркнувших все основополагающие постулаты тактики и стратегии, на которых создавалась и развивалась Красная Армия.

Мы же эту страничку старательно изучим – дабы понять, почему бронетанковая армада численностью почти в полтысячи бронеедениц, долженствующая, по мысли советских стратегов, сокрушать вражеские корпуса и армии, не смогла справиться с одной-единственной вражеской дивизией, и, мало того, что не справилась – была этой дивизией наполовину истреблена.

Для чего из жарких монгольских степей июля 1939 года вернемся на двадцать лет назад, в Москву, в Генштаб РККА, где в это время создавалась советская теория «Глубокой операции».

Имя советского военного теоретика 20-х годов, комкора Владимира Кириаковича Триандафилова, стало вновь известно широкой общественности в 90-е годы прошлого века благодаря стараниям беглого шпиона (а по совместительству «историка») Владимира Богдановича Резуна, ваяющего свои эпохальные опусы под псевдонимом «Виктор Суворов». Именно благодаря мистеру Резуну читающая публика услышала о теории «глубокой операции», разработанной в двух книгах вышеуказанного выдающегося теоретика – «Размах операций современных армий», которая вышла в 1925 году, и «Характер операций современных армий», увидевшей свет через четыре года. Эта теория объявлялась мистером Резуном эпохальным открытием в области военных наук, её разработчик был оным автором назначен военным гением, а все схожие теории, разработанные за рубежом – признаны жалкой калькой с творения трагически погибшего во цвете лет (12 июля 1931 года комкор В.К. Триандафиллов погиб в авиакатастрофе) советского Мольтке. Ничтожной пародией на теорию «глубокой операции» была, по мнению вышеуказанного беглого штирлица, и разработанная Генеральным штабом Германии идея блицкрига, а Гудериан, Манштейн и Браухич были, по твердому убеждению мистера Резуна, не более, чем презренными плагиаторами, укравшими у РККА эту блестящую идею. К сожалению, вместе со злодейски расстрелянными в подвалах Лубянки военными гениями Тухачевским, Гамарником, Якиром и Уборевичем (и иже с ними) канула в лету и Великая Военная Теория – отчего произошла катастрофа июня 1941 года и все остальные наши горести и напасти начала войны.

Да, бесспорно, чертовски соблазнительно – признать Россию родиной идеи молниеносной войны. Приятно думать, что не матёрые военные профессионалы – немецкие генералы – а наши самородки, бывшие поручики и унтера царской армии, нашли блестящий выход из безнадёжного позиционного тупика Первой Мировой. Но, к сожалению, это не будет правдой – как бы нам ни хотелось обратного. А нет ничего хуже, чем обманывать себя…
Правдой является тот факт, что теория «глубокой операции» разрабатывалась Триандафиловым (а затем, после смерти последнего, была изящно присвоена Тухачевским) в общем мейнстриме троцкистской теории «перманентной революции» и являлась, если можно так выразиться, военно-теоретической её частью. Изначально же теория «глубокой операции» имела посыл троцкистской военной школы, и фактически сводилась к прорыву позиционного фронта чудовищным материальным превосходством и развитию операции в глубину до исчерпания возможностей снабжения. Фактически теория «глубокой операции» создавалась для обоснования возможности разгрома любой европейской страны в одной, максимум двух последовательных операциях, и своей главной целью ставила захват территории – в чём кардинально отличалась от теории блицкрига, главным моментом которой был разгром армии противника. В этом, кстати, нет ничего удивительного – немцы разрабатывали теорию блицкрига для переноса решения стратегически трудноразрешимых задач в оперативную плоскость, «глубокая операция» же служила для «расширения базиса войны» путем «советизации» захваченных территорий и использования их ресурсов для успешного окончания войны.

Пока войны не было – теория «глубокой операции» худо-бедно, но служила теоретическим базисом стратегии (и оперативного искусства) РККА. На её постулатах строилась армия, формировались штаты соединений и частей, проводились учения (наиболее известные – Киевские 1935-го года и Белорусские 1936-го), заказывалась военная техника и шло обучение комсостава.

И вот началась война. И даже не война, а «военный конфликт» - в далёких монгольских степях на границе с Маньчжурией, у никому доселе неизвестной речки Халхин-Гол. С точки зрения советского Генштаба, это была идеальная возможность на практике проверить теорию «глубокой операции» в, так сказать, лабораторных условиях, без серьезного риска и с минимальными потерями.

Теория «глубокой операции» требовала создать над противником серьезный перевес в силах – этот перевес был создан (против 25 японских батальонов у нас было 35, против их 1283 пулеметов мы имели 2255, против их 135 полевых орудий мы выставили 220, против их 142 противотанковых и батальонных орудий у нас было 286). Теория «глубокой операции» требовала сконцентрировать на направлении главного удара большие танковые массы – эти массы были сконцентрированы (против 120 легких японских танков и броневиков мы выставили 498 танков и 346 бронемашин). В общем, сделано было всё – а в результате?

В результате мы одержали победу. За два месяца боёв мы убили 17.045 японских солдат и офицеров, и ещё как минимум более тридцати тысяч ранили, мы захватили почти всю тяжелую технику двух японских дивизий и двух отдельных артиллерийских полков, мы навсегда отбили охоту у японцев пробовать РККА на излом и… мы навсегда (как тогда казалось) похоронили в песках у Баин-Цагана теорию «глубокой операции».

И сделала это 11-я легкотанковая бригада комбрига М.П. Яковлева.

В ночь на 3 июля ударная группа генерала Кобаяси (23-я пехотная дивизия в составе 71-го и 72-го пехотных полков, 26-й пехотный полк, два отдельных артиллерийских дивизиона) начала переправу на западный берег реки Халхин-Гол в районе горы Баин-Цаган и к восьми часам утра, полностью переправившись, захватила эту господствующую высоту, после чего, закрепившись, выслала разведдозоры к югу. Для того, чтобы переломить весьма опасную ситуацию (японцы ставили под угрозу снабжение всех советско-монгольских войск на восточном берегу Халхин-Гола), командующий 1-й армейской группой комкор Жуков отдал приказ своему подвижному резерву нанести удар по японцам и отбросить их за реку. В 9 часов утра 11-я отдельная лёгкотанковая бригада вошла в боевое соприкосновение с японцами – и с этого момента началось Баин-Цаганское сражение.

Что представляли из себя прорвавшиеся на западный берег Халхин-Гола японцы? Согласно “Nomonhan. Japanese-Soviet Tactical Combat 1939″, 23-я пехотная дивизия (на западный берег переправились два её пехотных полка) имела в своём строю около 12 тысяч солдат и офицеров, 17 37-мм противотанковых орудий «тип 94», 36 75-мм полевых пушек «тип 38» (лицензионное крупповское орудие, сродни нашей «трёхдюймовке») и 12 100-мм гаубиц (правда, неизвестно, переправили ли их японцы на западный берег), плюс к тому в каждом пехотном батальоне было по две 70-мм батальонные гаубицы. Кроме того, в отдельных дивизионах у японцев имелось ещё четыре батареи противотанковых орудий – всего, таким образом, группа Кобаяси могла рассчитывать на 33 противотанковые пушки. Надо сказать, негусто.

В 11-й ОЛТБ по состоянию на утро 3 июля насчитывалось 156 лёгких танков БТ-5. Вместе с танкистами в атаку на японцев двинулась также 7-я мотоброневая бригада (154 бронеавтомобиля БА-6, БА-10, ФАИ), бронедивизион 6-й монгольской кавалерийской дивизии (18 бронеавтомобилей БА-6), приданный в качестве усиления 3-му батальону 11-й танковой бригады, и бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии (19 бронеавтомобилей БА-6 и БА-10), помогавший 2-му батальону вышеозначенной бригады. Таким образом, против одной слегка усиленной японской пехотной дивизии, располагавшей тридцатью тремя противотанковыми орудиями, советско-монгольские части выставили около трехсот сорока бронеедениц – иными словами, на каждую японскую противотанковую пушку пришлось по десять наших танков и бронеавтомобилей. У японцев, правда, в роли «противотанкового средства» имелись также разного рода экзотические девайсы вроде старательно расписанных советской пропагандой смертников с минами на бамбуковых шестах - но реального боевого значения эти изыски не имели.

Если отбросить в сторону весь ворох пропагандистской шелухи, которым густо покрыты события у Баин-Цагана – то с прискорбием можно констатировать крайне неприятный факт. Советско-монгольский бронетанковый кулак не просто не разбил японцев в первые же несколько часов боя – но, фактически, был ими разгромлен. Да-да, именно разгромлен, и лишь помощь подошедших позже 149-й и 24-й стрелковых полков, артиллерийского полка и нескольких отдельных артиллерийских дивизионов, помогла выправить ситуацию, грозившую перерасти в катастрофу.

11-я ОЛТБ, 7-я МББ и два монгольских бронедивизиона на протяжении целого дня безуспешно атаковали едва успевших окопаться японцев – и к исходу 3 июля, потеряв более половины танков и бронеавтомобилей, вынуждены были отказаться от мысли захватить гору Баин-Цаган. 11-я ОЛТБ за этот день безвозвратно потеряла 84 танка, а потери 7-й мотобронебригады и монгольских бронедивизионов, по глухому признанию Жукова, «были ещё больше». Японцы, мало того, что не были наголову разбиты нашим танковым тараном – утром 4 июля они перешли в контратаку – и это стало моментом истины.

Таким образом, вся теория «глубокой операции», предполагавшая, что огромный численный перевес в силах и средствах сам по себе гарантирует победу – летела к чёрту! Японцы начисто опровергли изыски кабинетных стратегов троцкистской школы! Одна пехотная дивизия, весьма скудно снабженная средствами противотанковой обороны, наскоро окопавшаяся в чужой степи, имевшая весьма ограниченные запасы амуниции – выставив против танковой армады врага силу духа и решимость умереть, но не сдаться - выстояла и удержала свои позиции. И 340 танков и бронеавтомобилей ничего не смогли с ней сделать!

Да, к четырем часам утра 5 июля сопротивление японцев было, наконец, сломлено. На склонах горы Баин-Цаган они оставили более трех тысяч трупов, большая часть артиллерии 23-й дивизии была уничтожена советско-моногольскими войсками. Сила, как известно, солому ломит – но что характерно для этого сражения? Японцы отошли на восточный берег реки, и, чтобы по этому поводу не вещали заядлые коммунистические пропагандисты - сделали это по своей воле. Возможности сопротивления были исчерпаны, фокус, как говорится, не удался – стало быть, нужно уходить. Никаких толп унылых пленных, никаких захваченных знамен – японцы оставили на склонах горы лишь своих павших и свои разбитые пушки; они ушли, забрав с собой раненых, уступив превосходящим силам врага, чтобы уже на том берегу начать всё с начала. Такое отступление стоит иных побед!

Случилось это отнюдь не потому, что наши танкисты оказались слабее духом, чем враг – с силой духа, храбростью и решительностью у ребят комбрига Яковлева как раз всё было в порядке, и страшные потери этой бригады говорят именно об этом. Поражение наших бронетанковых сил при Баин-Цагане произошло не 3 июля 1939 года - оно случилось гораздо раньше, в ноябре 1931 года, когда заместителем наркома обороны по вооружению стал будущий маршал Тухачевский, и когда теория «глубокой операции», как-то незаметно вдруг ставшая детищем Михаила Николаевича, прочно утвердилась в советской военной доктрине. И именно этой теории РККА обязана появлением в её рядах огромных количеств танков Т-26 и БТ с «картонной» броней!

Советский Союз, надрывая все силы, строил заказанные маршалом Тухачевским танковые орды (к 1939 году было построено более 11.000 Т-26 и около 6.000 БТ) – долженствующие, по мысли выдающегося стратега, в день М обрушится на врага и задавить его своей массой. Именно по этому сценарию, кстати, и строились знаменитые манёвры 1935-го и 1936-го годов – на них глазам изумленных иностранных наблюдателей предстали колоссальные танковые армады, с необычайной лёгкостью взламывающие оборону «врага». Теория «глубокой операции», казалось, окончательно обрела плоть и кровь, вернее, сталь и огонь – и не было, по мнению военачальников троцкистской закваски, в мире силы, способной выдержать удар этих колоссальных танковых масс.
Критерий теории – практика. И сгоревшие танки бригады Яковлева лучше сотен многоумных теоретических исследований показали командованию РККА, что «глубокая операция» - миф, старательно разработанный блеф, пустышка и не более того. И не надо пытаться объяснить жуткие потери наших танкистов тем, что их не поддержала пехота, не подошедшая вовремя к полю боя – на Киевских манёврах 1935 года 45-й механизированный корпус А.Н.Борисенко (в составе 133-й механизированной бригады Я.К.Евдокимова и 134-й механизированной бригады С.И.Богданова) контратаковал «синих», захвативших позиции на восточном берегу реки Ирпень, в плотных танковых порядках – вам это ничего не напоминает?

Почему бой 3 июля 1939 года сложился столь катастрофично для советских бронетанковых войск – мы расскажем во второй части этого очерка.

Будучи орудием перманентной революции, теория «глубокой операции» страдала тем же, чем и вся троцкистко-марксисткая идеология – оторванностью от жизни, начетничеством, догматизмом, а самое главное – ошибочностью исходных данных.

Почему Советская Россия с треском проиграла польскую войну? Почему «поход на Вислу» товарища Тухачевского закончился почти полным истреблением войск Западного фронта? Почему Советскому правительству пришлось пойти на подписание омерзительного Рижского мира, оставившего под пятой польских интервентов пол-Украины и половину Белоруссии?

Из-за роковых ошибок базового планирования.

Ослепленные успехами в России, большевики экстраполировали опыт своей борьбы с «внутренней» контрреволюцией на конфликт с новорожденной Польшей – и проиграли, не могли не проиграть. Уповая на «революционный взрыв» среди малоимущих слоёв польского общества, большевистское руководство намеренно не замечало национального фактора – который, к глубокому сожалению господ Троцкого и К, оказался значительно сильнее фактора классового; более того, именно национальный фактор, или, иными словами, национальное самосознание польского народа, угроза для его национальной самоидентичности, угроза утраты только что полученной независимости – позволили Пилсудскому мобилизовать доселе бегущую польскую армию и, ударив во фланг подошедшим к Висле ордам Тухачевского, разгромить Западный фронт, только пленными захватив более ста тысяч человек; потери же Красной Армии в тяжелом вооружении и амуниции вообще не поддавались учёту.

Но национальным спортом в России издревле считалось многократное наступление на грабли; и военные теоретики молодой Красной Армии, засев за создание теории грядущей войны, опять повторили этот манёвр – а как же иначе? Ведь верховным гуру у них числился сам Великий и Ужасный Ходок на Вислу – товарищ Тухачевский!

Оный товарищ был известным теоретиком будущей войны и революционного освобождения Европы и Азии от «гнета капитала» - которому бойко подпевали прочие пропагандисты перманентной революции, типа Ильи Дубинского (каковой в своей книге «Восставшая Индия» воспевал будущий поход РККА за Гиндукуш) или Виталия Примакова (после службы военным атташе в Кабуле разразившегося опусом «Афганистан в огне», в котором потребовал незамедлительно ввести туда «ограниченный контингент советских войск» - заметьте, книга эта написана в 1930 году!). Посему нет ничего удивительного в том, что идейный базис теории «глубокой операции» целиком и полностью принадлежал Михаилу Николаевичу Тухачевскому – за чьим левым плечом маячила бородка Льва Давыдовича Троцкого…

Каковы же были идеи товарища Тухачевского применительно к анализу будущей войны?

Товарищ Тухачевский не утруждал себя вопросами соотношения сил, изучением мобилизационных ресурсов, анализом штатных структур вражеских дивизий и корпусов – к чему? Ведь будущая война будет не войной наций, а войной классов! Посему нет смысла изучать технику и вооружение армий сопредельных стран – достаточно будет разбросать над их территорий несколько миллионов листовок – и победа в кармане! А как же! Ведь «рабочий класс всех стран, ведя ожесточённую классовую борьбу со своей буржуазией, вместе с тем мешает нападению империалистов на наш Советский Союз, сознательно защищая его как ударную бригаду мирового пролетариата… Защита рабочим классом капиталистических стран своего международного социалистического отечества, батрачество и беднота деревни – всё это будет создавать широкую базу для революционного повстанческого движения в тылу у наших врагов».

Отлично! Стало быть, по мнению товарища Тухачевского, у Красной Армии не будет особой необходимости готовиться воевать с врагом всерьез – ведь есть же мировой пролетариат! Достаточно будет лишь грамотно настроить агитацию и пропаганду – и дело в шляпе! И именно вопросу ПРАВИЛЬНОЙ организации агитации и пропаганды товарищ Тухачевский посвящал львиную долю своих военно-теоретических трудов. «Если мы медленно и постепенно будет вливать агитационные силы, то влияние их будет ничтожно. Необходимо одновременное шумное влитие свежего революционного потока, способного сломить апатию и одухотворить войска желанием боя и стремлением к победе. Но движение этого потока обязательно должно быть поставлено на рельсы. Должны быть заранее разработаны лозунги и тезисы, с которыми вся агитационная масса должна с полным единомыслием влиться в войска. Только при таких условиях может получиться ударная успешная пропаганда. Эти удары должны сопровождаться самыми интенсивными кампаниями – литературными, плакатными и прочими. Организация агитпунктов на всех этапах, широкое применение музыки, широкое развитие плакатной системы и прессы, устройство театров и прочее – всё это может и должно дать блестящие результаты».

Вместо разработки вопросов тактики – «применение музыки и широкое развитие плакатной системы»; вместо создания теории и практики оперативного искусства – «одновременное шумное влитие свежего революционного потока»; вместо подготовки внятной стратегии – эфемерный мираж «глубокой операции»; и эти люди ГОТОВИЛИСЬ К ВОЙНЕ!?

Впрочем, надо отдать должное товарищу Тухачевскому, с 1931 по 1935 год бывшему заместителем наркома обороны по вооружению – кроме плакатов и тезисов, оружия идеологического, он всё же посчитал нужным вооружить Красную Армию танками и пушками, оружием, так сказать, реальным. Но вот насколько реальным?

Что является квинтэссенцией теории «глубокой операции»? Создание на достаточно широком участке фронта абсолютного превосходства над противником в силах и средствах, затем - массированный удар танковых масс при поддержке артиллерии и пехоты на всю глубину оперативной глубины вражеского фронта, а вслед за ним – непрерывное наступление до полного израсходования накопленных ресурсов живой силы и техники с целью максимально возможного захвата вражеской территории. На которой (территории) пропагандисты товарища Тухачевского тут же зачнут заниматься «организацией агитпунктов на всех этапах, широким применением музыки, широким развитием плакатной системы и прессы, устройством театров» - с целью максимально быстрой «советизации» захваченных территорий для «расширения базиса войны». Для такого modus operandi требовалось оружие с определенными свойствами – которое товарищ Тухачевский и заказывал промышленности; причём БОЕВЫЕ возможности этого оружия изначально приносились в жертву его МАССОВОСТИ – ибо теория «глубокой операции» отнюдь не требовала от танка способности успешно вести огневой бой с окопавшимся противником. Теория «глубокой операции» требовала от танка ДОЕХАТЬ до вражеских городов, лежащих в глубине его территории – где, приветствуемый революционным пролетариатом, он явился бы живым символом свободы, принесенной угнетенным массам.

Танки, заказываемые товарищем Тухачевским (объективности ради надо сказать, что датой рождения Т-26 принято считать 13 февраля 1931 года, когда РВС СССР постановил принять на вооружение Красной Армии танк Vickers Е) чётко делились, в соответствии с английскими традициями, на «пехотные» и «крейсерские». «Пехотные» танки (английские же «Виккерс шеститонный», ставшие у нас Т-26, с маломощным моторчиком в 90-120 лошадиных сил), побригадно приданные стрелковым корпусам и побатальонно – стрелковым дивизиям, должны были взламывать вражеский фронт вместе с массами пехоты. «Крейсерские» (танки серии БТ, родоначальником которых был танк американского конструктора Кристи) же предназначались для усиления удара и развития дальнейшего успеха – для чего имели мощные двигатели (американские же моторы «Либерти», лицензионно выпускающиеся в СССР, мощностью в 500 лошадиных сил) и смешанный вид движителя – на колёсах и гусеницах. Поскольку разработанная Триандафиловым теория «глубокой операции» требовала создания над противником максимального превосходства – эти танки строились в гигантских количествах. Но были ли они действенным оружием против врага, готового сражаться?

Таким оружием эти танки НЕ БЫЛИ.

Первые противотанковые пушки появились уже в 1918 году – чего товарищ Тухачевский не мог не знать. Не мог он не знать и того, что в 20-30-е годы широкое признание в Европе получили противотанковые ружья. Например, швейцарское тяжелое самозарядное магазинное противотанковое ружье Soloturn S 18-100 появившееся в 1932 году, имело отличные (относительно бронирования советских танков) показатели по бронепробиваемости – 40-мм броня поражалась им на дистанции 100 метров, бронеплита в 35 мм пробивалась на расстоянии в 300 метров, а на пятистах метрах пробивался лист броневой стали толщиной в 27 мм. Учитывая, что броня и Т-26, и БТ нигде не превышала 25 мм – их шанс уцелеть под огнем этих противотанковых ружей равнялся нулю. Да что там швейцарцы! Японское 20-мм противотанковое ружье “Тип 97″, попарно входившее в состав пулеметных рот пехотных батальонов (японская пехотная дивизия по штату должна была иметь 72 ПТР этого типа) уверенно пробивало со 100 метров тридцатимиллиметровую танковую броню. А ведь речь идёт только о противотанковых ружьях! О серьезном же единоборстве танков Т-26 и БТ с противотанковыми пушками вообще можно не говорить – тут, как говорится, без вариантов.

Танки Т-26 и БТ могли бы успешно действовать на поле боя и в глубине обороны противника лишь в одном-единственном случае – если бы армия противника была заранее, ещё до первых выстрелов, деморализована и распропагандирована марксистскими агитаторами; только при этом условии у гигантских орд советских картонных танков появлялся бы шанс на победу. И НИКАК ИНАЧЕ!

3 июля 1939 года сто пятьдесят шесть танков БТ-5 одиннадцатой легкотанковой бригады пошли в атаку на наспех окопавшихся японцев, за час до этого захвативших гору Баин-Цаган, с северо-запада. С юга в наступление на гору Баин-Цаган пошла 7-я мотобронебригада (154 бронеавтомобиля). Мы действовали не в одиночку - атаку советского бронетанкового кулака поддержали два мотобронедивизиона монгольской кавалерии (34 пушечных бронеавтомобилей БА-6 и БА-10).

И эта атака, долженствующая смести с лица земли японскую дивизию, закончилась провалом!

Японцы расстреливали наши танки из противотанковых пушек, из противотанковых ружей, из батальонных гаубиц, из полевых пушек – и не отступали ни на шаг! Японцы не побежали, сломя голову, к переправам через Халхин-Гол – они начали хладнокровно расстреливать наши танки, используя всё, что было у них под рукой.

Советско-монгольская бронетанковая группа атаковала японцев со всех сторон. 2-й батальон 11-й танковой бригады и действующий с ним совместно бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии атаковал врага с запада, главные силы 11-й ОЛТБ (её 1-й и 3-й батальоны и бронедивизон 6-й монгольской кавалерийской дивизии) должны были атаковать японцев с севера, 7-й мотобронебригаде был дан приказ нанести удар с юга. 185-й тяжелый артиллерийский полк должен был поддерживать наступающие танки огнем. Танков и броневиков у нас было с избытком – а вот пехоты не было совсем: 24-й мотострелковый полк, долженствующий поддерживать действия танкистов, к месту боя не явился, вместо Баин-Цагана отправившись к озеру Хуху-Усу-Нур.

Развернувшись для атаки, 11-я ОЛТБ двинулась на противника. Японцы проявили выдержку и хладнокровие – десять минут их пушки и ПТР молчали, подпуская советские танки на дистанцию эффективного огня. И когда БТ-5 и БТ-7 бригады Яковлева подошли к окопам японцев на 150-200 метров – те открыли огонь.

Идущий первым батальон майора Михайлова в первые несколько минут боя потерял 15 танков. Поднятая танками песчаная завеса маскировала позиции японской противотанковой артиллерии лучше всяких маскировочных сетей, и позволяла ей расстреливать из укрытий наши танки, как на стрельбище. Пушки же наших БТ-5 и БТ-7 оказались совершенно непригодны для атаки окопавшегося противника – из-за настильной траектории стрельбы и отсутствия в боеукладках осколочно-фугасных снарядов. Не желая оставаться на поле боя в роли расстреливаемых мишеней, танки 11-й бригады отошли на исходные позиции.

Вторая атака бригады Яковлева началась в два часа пополудни, одновременно с ударившей с юга 7-й мотобронебригадой, и оказалась чуть успешнее первой – танкистам удалось оттеснить японцев с северо-западных склонов горы Баин-Цаган на 500-700 метров, расплатившись за это потерей более 30 танков. 7-я мотобронебригада, понеся тяжелые потери, результата не добилась вовсе – и на 19 часов была назначена третья атака, всеми силами советско-монгольских бронетанковых частей с трех направлений.

Как и следовало ожидать, эта атака провалилась – потеряв более сорока бронеедениц, две бронетанковые бригады советских войск и два бронедивизиона монголов откатились на исходные позиции. К концу дня 3 июля в закатное небо Халхин-Гола поднималось более ста столбов чадного чёрного дыма – это горели наши подбитые танки и бронеавтомобили…

Танки БТ-5 и БТ-7, прекрасно выглядевшие на довоенных парадах, оказались совершенно бесполезными для реальной войны, равно как и пушечные (не говоря уже о пулеметных ФАИ и БА-20) бронеавтомобили. Скверные приборы наблюдения, никуда не годная связь, несовершенные прицелы, скудный ассортимент пушечных снарядов, невозможность нормального наблюдения за полем боя, отсутствие в составе экипажа полноценного командира («командир» на наших лёгких танках – это просто заряжающий орудия или наводчик) – всё это привело к тому, что, понеся огромные потери, 11-я ОЛТБ и 7-я МББ оказались неспособными одержать победу над окопавшейся пехотой японцев. Плюс к этому – действия танков и бронеавтомобилей не были поддержаны пехотой.

С рассветом четвертого июля японцы перешли в контратаку против наших танков – и были рассеяны пушечно-пулеметным огнем. Но сам факт этой контратаки говорит о многом!

Весь день четвертого июля и всю ночь на пятое стянутые отовсюду советско-монгольские войска вели непрерывное наступление на японские позиции, и, пользуясь колоссальным перевесом в живой силе и технике, к рассвету 5 июля принудили японцев покинуть гору Баин-Цаган и отойти на восточный берег реки Халхин-Гол. Ничего удивительного или экстра-героического в этом не было – пользуясь подавляющим превосходством в артиллерии, советские войска просто подавили обороняющихся японцев массой огня. Танки же, должные, по мнению командования 1-й армейской группы, ещё утром 3 июля за пару часов просто смести врага в реку лихой атакой – двое последующих суток выполняли при медленно наступающей за огневым валом пехоте роль штурмовых орудий, полностью проигнорировав своё тактическое предназначение, ради которого, в ущерб защищенности, оснащались мощными моторами. Дорогущие БТ-5 и БТ-7, таким образом, вынуждены были выполнять ту задачу, с которой вполне бы справились дешёвые Т-26 – в один день полностью обесценив многолетние теоретические изыски советской танковой школы. Мечты теоретиков «глубокой операции» о глубоких прорывах вражеского фронта и лихих рейдах в глубь его территории разбились о прозу жизни – выяснилось, что танки серии БТ абсолютно бесполезны для современной войны, и бросать их в атаку против хотя бы в минимальной степени оснащенной противотанковым оружием пехоты – есть очень дорогой способ самоубийства для танковых экипажей, и ничего более.

Теория «глубокой операции» умерла на берегах реки Халхин-Гол – к сожалению, слишком поздно; до 22 июня 1941 года оставалось всего один год и девять месяцев…

За последнюю декаду июня численный состав советской авиагруппировки на Халхин-Голе несколько сократился (см. табл.). В основном это произошло за счет «выбивания» в воздушных боях морально устаревших И-15бис, доказавших свою неспособность драться на равных с японскими истребителями. Низкий боевой потенциал И-15бис прекрасно осознавался советским командованием. В июле «бисы» постепенно вывели из состава полков, сформировав из них отдельные эскадрильи прикрытия аэродромов.

ЧИСЛЕННОСТЬ СОВЕТСКИХ ВВС В РАЙОНЕ КОНФЛИКТА НА 1.07.39*

|| И-16 | И-15бис | СБ | Р-5Ш | ВСЕГО ||

70-й иап || 40 | 20 | – | – | 60 ||

22-й иап || 53 | 25 | – | – | 78 ||

38-й сбп || – | – | 59 | – | 59 ||

150-й сбп || – | – | 73 | 10 | 83 ||

ИТОГО || 93 | 45 | 132 | 10 | 280 ||

*Указаны только боеспособные машины.


В первых числах июля советская авиация в Монголии получила первые образцы новой техники. На аэродром Тамсаг-Булак прилетела из Союза эскадрилья новейших истребителей И-153 «Чайка» в составе 15 машин. Правда, новейшими их можно назвать лишь по годам разработки и выпуска, а фактически они являлись очередной модификацией биплана И-15 с убирающимся шасси, более мощным мотором и рядом других доработок. Но по скорости и скороподъемности «Чайка» заметно превосходила своего предшественника И-15бис, и это не могло не сказаться на результатах боев.

Эскадрилью «Чаек» возглавил капитан Сергей Грицевец, и поначалу в штабных документах она так и называлась «Эскадрилья Грицевец» ‹8›.


Участники боев на Халхин-Голе (слева направо): Грицевец, Прачик, Кравченко, Аоробов, Смирнов.


В дальнейшем прибыли еще несколько десятков «Чаек». Некоторое время они считались строго секретными, и их пилотам категорически запрещалось летать за линию фронта, но уже к концу месяца этот запрет был снят.

Еще одной советской новинкой, поступившей на фронт в начале июля, стала эскадрилья из семи истребителей И-16П, вооруженных, помимо двух синхронных пулеметов, двумя крыльевыми 20-миллиметровыми пушками ШВАК. Пушечные истребители решили использовать в первую очередь в качестве штурмовиков, для атак против наземных целей. Эскадрилью включили в состав 22-го иап. Ее первым командиром стал уже знакомый нам капитан Евгений Степанов ‹23›.


Полковник Александр Гусев и командир 20-го иап майор Григорий Кравченко.


Численность японской авиации в начале июля оценивалась нашей разведкой в 312 самолетов: 168 истребителей и 144 бомбардировщика ‹4›. Эти цифры, как и раньше, были завышены почти втрое. На самом деле, по сравнению с серединой июня, никаких новых авиачастей во 2-м хикосидане не прибавилось, а с учетом потерь количество боеспособных машин составляло к концу месяца не более 100 -110 штук.

2 июля штаб Квантунской армии приступил к операции под кодовым названием «Второй период номонханского инцидента». В ходе нее предполагалось форсировать Халхин-Гол и, двигаясь вдоль западного берега реки с севера на юг, захватить переправы, окружить и уничтожить советские войска на восточном берегу.

В ночь на 3 июля по наведенному понтонному мосту через реку переправились части 7-й и 23-й пехотных дивизий. Закрепившись на горе Баин-Цаган, японцы установили артиллерию и начали быстро сооружать оборонительные позиции. Одновременно два полка 23-й дивизии, как и было предусмотрено планом, двинулись вдоль Халхин-Гола на юг, к советским переправам. Тем временем на восточном берегу другие японские части нанесли отвлекающий удар.

С рассветом в битву вступила авиация. Бомбардировщики из 10-го, 15-го и 61-го сентаев атаковали и рассеяли монгольскую конницу из 6-й кавалерийской дивизии МНРА, сорвав намеченную контратаку. Японские летчики совершили в тот день по нескольку вылетов на поддержку наземных войск, потеряв от зенитного огня и атак истребителей четыре самолета: два Ки-15, один Ки-30 и один Ки-21.

В 11.00 на Баин-Цаган двинулись танки из 11-й танковой бригады, только что прибывшие на фронт и с ходу вступившие в бой. Началось знаменитое «баин-цаганское побоище», в котором советские танкисты ценою нескольких десятков сожженных машин взломали наспех созданную японскую оборону. Одновременно с этим 73 СБ из 150-го и 38-го полков с высоты 3000 м сбросили бомбы на вражеские позиции у Халхин-Гола, Хайластын-Гола и озера Яньху. В районе целей на них напали японские истребители и сбили один самолет.

Помимо бомбардировщиков, японцев на Баин-Цагане несколько раз в течение дня атаковали И-15бис из 22-го иап. Пулеметным огнем они расстреливали пехоту в неглубоких торопливо отрытых окопах и разгоняли прислугу артиллерийских орудий.

В 16.45 бомбардировщики 150-го сбп совершили повторный налет. На этот раз их целью стали японские резервы у сопки Номон-Хан-Бурд-Обо. Один самолет был сбит зенитным огнем, экипаж погиб. На обратном пути еще одна машина стала жертвой истребителей.

В докладах японских пилотов два СБ, сбитых ими за день, превратились в четыре. Вдобавок японцы заявили, что сбили шесть И-16, однако «ишаки» в тот день потерь не имели.

4 июля японские войска, потерпев поражение в «баин-цаганском побоище», начали отход на восточный берег. Толпы солдат, скопившихся у переправы, попали под удары советской артиллерии и авиации, понеся большие потери. Первый налет бомбардировщиков 150-го сбп под прикрытием И-16 состоялся в 11.00, второй – примерно в 15.40.

В обоих случаях бомбардировщики подвергались смертоносным атакам Ки-27. Наши истребители вступали в бой, но не смогли надежно прикрыть своих «подзащитных», хотя и заявили об уничтожении пяти самолетов противника. Японцы в двух боях сбили семь бомбардировщиков и повредили два И-16 (пилоты получили ранения). Погибли 10 членов экипажей СБ.

В 16.45 состоялся еще один воздушный бой с участием 24 И-16. По заявлениям советских пилотов, в этом бою они сбили 11 японских истребителей. У нас пропал без вести летчик Кочубей.

Японцы же объявили, что 4 июля они не потеряли ни одного самолета, сбив 10 советских бомбардировщиков, 35 истребителей и один P-Z.

В тот же день состоялся первый вылет на штурмовку вражеских позиций семерки И-16П. Все машины вернулись на аэродром, но один пушечный истребитель (возможно, поврежденный зенитным огнем) разбился при посадке.


Самолеты 70-го иап на одном из монгольских аэродромов.


5 июля бомбардировщики продолжали «работать» по вражеским войскам. Им снова пришлось выдержать тяжелый бой с истребителями 1-го сентая, в котором были сбиты два СБ из 38-го полка. Пятеро членов экипажей погибли.

По утверждению японцев, они без потерь сбили пять СБ и семь И-16, но в советских документах ничего не говорится об участии наших истребителей в боях 5 июля и о каких-либо потерях среди них в этот день.

Далее штаб Квантунской армии объявил, что 6 июля истребители 1-го и 24-го сентаев вели бои против 60 русских истребителей и бомбардировщиков, сбив 22 И-16 и четыре СБ. Согласно советским документам, 22 И-16 и 23 И-15бис из 22-го иап, летевшие на штурмовку, в районе озера Узур-Нур подверглись атаке примерно тридцати истребителей И-97. По заявлениям летного состава, в бою сбит 21 японский самолет. Наши потери – пропали без вести два И-15бис и двое летчиков: Солянкин и Силин. Позже их признали погибшими. Кроме того, 18 машин вернулись с пробоинами, а две из них требовали капитального ремонта.

Бомбардировщики 6 июля потеряли одну машину, но не в бою с японцами, а из-за ошибки штурмана и собственных зенитчиков. Экипаж пилота Красихина и штурмана Панько (фамилия стрелка-радиста в документах не упоминается), возвращаясь с задания на высоте 200 метров, сбился с курса и попал под огонь зенитно-пулеметной установки. Один из двигателей загорелся. Красихин совершил вынужденную посадку, не выпуская шасси. Летчики практически не пострадали, но самолет сгорел.

Всего же, по официальным японским данным, во время «Второго этапа номонханского инцидента», то есть с 2-го по 6 июля, истребители 1-го, 11-го и 24-го сентаев одержали 94 воздушные победы. Еще пять самолетов записали зенитчикам. Реальные советские потери составили 16 машин. Нашим истребителям за те же пять дней засчитали 32 победы, однако, японцы признали гибель только четырех самолетов ‹33›.


Красноармейцы наблюдают за воздушным боем.


7 июля первый боевой вылет на перехват японского разведчика, появившегося над Тамсаг-Булаком, совершила четверка И-153. Вылет прошел безрезультатно: пока «Чайки» набирали высоту, «японец» успел скрыться в облаках. С 8 по 12 июля И-153 еще несколько раз взлетали по тревоге при появлении вражеских «фотографов» над их аэродромом, но ни один из перехватов не увенчался успехом. Гораздо больше шансов давало постоянное дежурство истребителей в воздухе, однако это привело бы к быстрому износу моторов, а потому было признано нецелесообразным.

Из-за больших потерь в первых числах июля советским бомбардировщикам пришлось в дальнейшем повысить рабочий потолок с 2500-3000 метров до 6800-7500. На этих высотах они надолго стали неуязвимыми как для зениток, так и для истребителей. Правда, и точность бомбометания, естественно, снизилась. 8-го, 9-го, 13-го, 14-го и 15 июля экипажи СБ бомбили японские войска на линии фронта и в оперативном тылу. Все эти налеты прошли без потерь, а насколько эффективными они оказались, сказать трудно.

В ночь с 7 на 8 июля первые боевые вылеты на Халхин-Голе совершили тяжелые бомбардировщики ТБ-3. Три самолета сбросили 16 100-килограммовых бомб на город Ганчжур. По донесениям экипажей, в результате бомбардировки «центр города был покрыт дымом». Несколькими днями ранее эскадрилья «ТБ третьих» из 4-го тяжелого бомбардировочного авиаполка (4 тбап) Забайкальского военного округа, перелетела на монгольский аэродром Обо-Сомон. В эскадрилью входили шесть «боевых кораблей», как в документах той поры называли эти огромные машины. Позже к ним добавилось еще несколько эскадрилий, так что к концу июля на халхингольском ТВД действовали уже 23 четырехмоторных гиганта. Эскадрилью, а впоследствии – группу ТБ-3 возглавлял майор Егоров.

Поскольку низкие летные данные в сочетании с большими размерами делали ТБ-3 слишком уязвимыми как для зениток, так и для истребителей, эти бомбардировщики применялись только в темное время суток. Боевые вылеты обычно совершались одиночными машинами, реже – парами. Как правило, экипажи стартовали в 17-18 часов, то есть еще до темноты, и пересекали линию фронта с наступлением ночи. Средняя продолжительность боевого вылета составляла 7-8 часов.

Бомбы сбрасывали с высот не более 2500 метров (обычно – 1000-1500 м). Применялись в основном боеприпасы небольшого калибра (ФАБ-10, ФАБ-32, ФАБ-50 и осветительные), реже – ФАБ-100. Бомбили по площадям. Главной задачей было изматывание противника, хотя иногда случались и удачные попадания, после которых японцы собирали убитых и тушили пожары.

На случай вынужденных посадок между Тамсаг-Булаком и горой Хамар-Даба оборудовали запасной аэродром с прожектором, однако воспользоваться им не пришлось. Хотя практически в каждом налете японцы открывали беспорядочный зенитный огонь и пытались поймать бомбардировщики лучами прожекторов, за все время боев в ТБ-3 не попали ни разу. Наши летчики в этой связи отмечали неважную выучку японских зенитчиков и несогласованность действий между зенитной артиллерией и прожектористами ‹4›.


Японские летчики из 24-го истребительного сентая возле аэродромного автостартера. Штанга стартера подведена к храповику втулки винта истребителя Ки-27. Крайний слева на снимке – капрал Кацуки Кира, одержавший, по официальным японским данным, девять (согласно другому источнику – 24) воздушных побед на Халхин-Голе.


Лишь однажды на одной машине осколком снаряда повредило двигатель. Но самолет вернулся в Обо-Сомон и нормально сел на трех моторах.

Налеты продолжались до 26 августа каждую ночь, когда позволяла погода. За это время ТБ-3 совершили 160 боевых вылетов, потеряв только один бомбардировщик, разбившийся при посадке в ночь на 28 июля из-за одновременного отказа двух двигателей. Погиб находившийся в передней кабине комиссар 100-й авиабригады Кириллов, остальные члены экипажа не пострадали ‹4›.

Помимо боевой работы, ТБ-3 активно привлекались к транспортным перевозкам. Из района боевых действий в Читу они возили раненых (в фюзеляже и крыльях помещалось до 20 человек), а обратно летели с медикаментами, боеприпасами, корреспонденцией и другими срочными грузами.

Вернемся, однако, к описанию боевой работы истребителей. 9 июля, согласно советским данным, в воздушном бою были сбиты три И-97 и один И-16. Летчик Пашулин спасся на парашюте. Японцы ничего не сообщают о своих потерях в этот день.

Утром 10 июля 40 И-16 и 26 И-15бис из 22-го иап вылетели на штурмовку японских позиций. На высоте 3000 м они встретили до 40 Ки-27 и вступили с ними в бой. Вскоре к обеим сторонам подошло подкрепление – 37 И-16 из 70-го иап и до 20 Ки-27, прилетевших с японской стороны Халхин-Гола. Бой продолжался примерно 20 минут, после чего японцы ушли на свою территорию. Наши заявили об уничтожении 11 самолетов противника при потере трех И-16. Летчики 22-го иап Спивак, Пискунов и Прилепский пропали без вести.

Еще четверо, среди них помощник командира 22-го полка капитан Балашев, были ранены. Несмотря на смертельное ранение в голову, Балашев сумел вернуться на аэродром и совершить посадку. 13 июля он скончался в госпитале. 29 августа ему присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Японцы объявили об уничтожении 10 июля 64 (!) советских истребителей и признали потерю одного Ки-27.

Следующий крупный воздушный бой состоялся 12 июля. С советской стороны в нем участвовали 39 И-16 из 22-го иап, а также девять И-16 и 15 И-15бис из 70-го полка; с японской, по словам наших пилотов, – «до 50» И-97. Советские летчики заявили 16 воздушных побед, японские – 11.

На самом деле наши потеряли один самолет (летчик спасся на парашюте), а японцы – три. В одном из них погиб японский ас Мамору Хамада. Хамада – первый из имперских асов, нашедших свою смерть на Халхин-Голе. К моменту гибели на его боевом счету значилось 17 побед. Еще один японец – командир 1-го сентая подполковник Тосио Като выпрыгнул с парашютом из горящей машины над монгольской территорией, но был вывезен другим японским летчиком – сержантом Тосио Мацумурой, посадившим свой истребитель рядом с местом его приземления. Подполковник, получивший сильные ожоги, вернулся к летной работе только в 1941 году.

После разгрома на горе Баин-Цаган японское командование больше не

пыталось переправиться через Халхин-Гол. Оно ставило перед своими войсками

более ограниченные цели - уничтожение советско-монгольских войск на

восточном берегу реки.

После продолжительной передышки, перегруппировавшись и подтянув свежие

противник предпринял неожиданную атаку на позиции 149-го стрелкового полка

и батальона 5-й стрелково-пулеметной бригады, только несколько дней тому

назад подошедшей в район боевых действий. Удар был неожиданным, и два

батальона 149-го стрелкового полка стали отходить. Только на рассвете

советские войска сумели закрепиться в районе командного пункта полка,

примерно в трех-четырех километрах от реки. В ночном бою героически погиб

командир 149-го стрелкового полка майор И.М.Ремизов. Ему посмертно было

присвоено звание Героя Советского Союза, а высота, на которой находился его

командный пункт, получила название "Ремизовской".

Утром к месту боев подошли 24-й мотострелковый полк и два батальона

5-й стрелково-пулеметной бригады. После короткой артиллерийской подготовки

советские войска перешли в контратаку и оттеснили противника.

В течение ряда ночей продолжались вражеские атаки.

японцам удалось потеснить один из батальонов 5-й стрелково-пулеметной

бригады и захватить высоту. Дальнейшее их продвижение было приостановлено

огнем артиллерии и контратаками пехоты, действовавшей при поддержке танков.

Только одной японской роте удалось проникнуть в разрыв между нашими

войсками и глубоко вклиниться в советскую оборону. Противник попытался

прорваться к переправе. Эта затея сорвалась, рота закрепилась на одном из

барханов. Стремительной атакой советских танков и пехоты она была полностью

уничтожена. В этом бою геройской смертью пал командир 11-й танковой бригады

комбриг М.П.Яковлев. Он лично вел группу танков 1-го батальона. Когда

следовавшая за танками пехота залегла под огнем противника, он вылез из

машины и с гранатами в руках поднял бойцов в атаку. Раненный, он продолжал

руководить боем, пока его не сразила вражеская пуля.

Еще в начале июля в район боевых действий из Уральского военного

округа стали прибывать части 82-й стрелковой дивизии, пополненной

переброшен на восточный берег Халхин-Гола и занял отведенные ему позиции.

Утром японцы по нему открыли сильный артиллерийский огонь. Молодые, еще не

обстрелянные красноармейцы пришли в замешательство. Самоотверженными

усилиями командиров и политработников возникшее смятение было быстро

ликвидировано. Атаки противника были отбиты при активной помощи артиллерии.

После боя полк был отведен в резерв. С красноармейцами провели

приближенную к боевым условиям учебу. В дальнейшем 603-й полк храбро

сражался и хорошо показал себя во время августовской операции.

приостановлено, и японцы были вынуждены перейти к обороне. Относительное

затишье длилось всего десять дней.

огонь по всему фронту. Одновременно в воздухе появились крупные силы

вражеской авиации для удара по боевым порядкам и тылам советско-монгольских

войск. Их встретили советские истребители. В небе завязались ожесточенные

воздушные бои.

Советская артиллерия молчала, не выдавая своего местонахождения. Час

грохотали японские орудия. Потом на южном участке поднялась пехота. И

только тогда в бой вступили советские пушки. Огнем артиллерии и пулеметов

противник был рассеян и его атака сорвана.

На северном участке японцы начали атаку на полтора часа позднее. Это

дало советской артиллерии возможность сначала, сосредоточив весь огонь на

южном участке, отбить там атаку, затем перенести огонь на другое

направление. Все попытки противника продвинуться вперед были отбиты.

наступление... Огнем советско-монгольских войск все их атаки были отражены

со значительными для японцев потерями.

На ряде участков, воспользовавшись замешательством противника,

вызванным метким огнем артиллерии, советские войска переходили в успешные

контратаки. Убедившись в бесплодности атак, японское командование было

вынуждено перейти к обороне.

Разгром японской группировки в районе горы Баин-Цаган

продемонстрировал превосходство советско-монгольских войск над японскими,

кичившимися своей непобедимостью.

Июльские бои показали, что советско-монгольских войск в районе

конфликта недостаточно, они значительно уступают по численности японским,

хотя и превосходят по количеству танков и бронемашин. Малочисленность

советской пехоты часто приводила к тому, что в системе нашей обороны

имелись уязвимые места. Этим пользовался противник, направляя сюда свои

удары, особенно во время ночных атак.

Советские и монгольские бойцы и командиры в трудных июльских боях

сорвали планы японского командования, стремившегося захватить плацдарм на

восточном берегу Халхин-Гола. Только недостаток сил не позволил им

полностью разгромить противника и отбросить его в Маньчжурию. Однако

удержанный плацдарм обеспечил советско-монгольским войскам выгодные позиции

для дальнейшего перехода в наступление.

Японские войска заняли оборону на линии песчаных барханов в пяти -

восьми километрах восточнее реки Халхин-Гол. Отрывая в сыпучем песке окопы

и строя укрытия, они стали готовиться к новому наступлению.

6-я армия под командованием генерала Огису Риппо. Ей ставилась задача

окружить и уничтожить советско-монгольские войска, находившиеся на

восточном берегу Халхин-Гола. В ее состав входили 23-я и 7-я пехотные

дивизии, полностью укомплектованные по штатам военного времени, отдельный

пехотный полк и четыре отдельных пехотных батальона, три полка баргутской

кавалерии, семь артиллерийских полков (из них четыре тяжелых), два танковых

полка, смешанная бригада Маньчжоу-го, два инженерных полка, ряд отдельных

зенитных и противотанковых батарей, многочисленные вспомогательные войска.

Всего 55 тысяч человек, более 300 орудий и минометов, 1283 пулемета, 135

танков и бронемашин, около 350 самолетов.

Подобное сосредоточение крупных военных сил вынудило Советское

правительство оказать помощь братскому народу МНР в значительных размерах.

Из глубинных районов Советского Союза к Халхин-Голу подтягиваются

новые соединения и части. К середине августа в районе конфликта находились

три стрелковые дивизии, стрелково-пулеметная бригада, авиадесантная, три

мотоброневые, две танковые бригады, шесть артиллерийских полков (в том

числе четыре в составе дивизий), два отдельных артиллерийских дивизиона и

одна дальнобойная батарея, два батальона связи, понтонный батальон, две

гидротехнические роты. Всего 57 тысяч человек, 634 орудия и миномета, 2255

пулеметов, 498 танков, 385 бронемашин и 515 самолетов.

Советско-монгольские войска имели незначительное превосходство в живой

силе, почти двойное в артиллерии и пулеметах, шестикратное в танках и

бронемашинах, более чем полуторное в авиации.

сосредоточенных в районе Халхин-Гола, была образована 1-я армейская группа

совета дивизионного комиссара М.С.Никишева, начальника штаба комбрига

М.А.Богданова. Для координации действий советских и монгольских войск на

базе Забайкальского военного округа была образована фронтовая группа во

главе с командармом 2-го ранга Г.М.Штерном (член Военного совета группы -

дивизионный комиссар Н.И.Бирюков, начальник штаба - комдив М.А.Кузнецов).

1-й армейской группе была поставлена задача провести операцию по

окружению и полному уничтожению войск японских захватчиков, вероломно

вторгшихся на землю Монгольской Народной Республики, и восстановить ее

государственную границу.

По замыслу командующего 1-й армейской группой Г.К.Жукова было решено,

сковав японцев с фронта, нанести мощные сходящиеся удары по обоим флангам

вражеской группировки для окружения и уничтожения японских войск между

рекой Халхин-Гол и государственной границей.

Подготовка операции проходила в очень сложных условиях. Прежде всего

ввиду удаленности театра военных действий от железной дороги. Войска,

боевую технику, боеприпасы, продовольствие приходилось перебрасывать на

автомашинах по грунтовым дорогам. Причем от ближайшей конечной выгрузочной

станции до района боевых действий было более 700 километров. Объем

предстоящих перевозок был колоссальный. Для проведения операции нужно было

доставить только артиллерийских и авиационных боеприпасов 24,5 тысячи тонн,

продовольствия 4 тысячи тонн, топлива 7,5 тысячи тонн, прочих грузов 3

тысячи тонн. Издалека приходилось доставлять лесоматериалы, дрова и даже

В труднейших условиях бездорожья и изнуряющей жары советские водители

проявляли чудеса выдержки, выносливости и героизма. Рейс протяженностью в

1300 - 1400 километров длился пять суток.

Передвижения автотранспорта и боевой техники, как правило,

производились только ночью со строжайшим соблюдением светомаскировки. При

переброске новых частей широко использовались комбинированные марши - часть

пути воины ехали на автомашинах, а оставшуюся преодолевали в пешем строю.

Войска тщательно готовились к наступательной операции. В ближайшем

тылу обучали воинов приемам ближнего боя. Знакомили с особенностями тактики

и обороны противника. Особое внимание на занятиях обращали на

взаимодействие в бою пехоты с танками, артиллерией и авиацией.

Военный совет 1-й армейской группы разработал подробный план

подготовки операции. Важное место в нем занимали мероприятия по обману

противника.

Принимались все меры, чтобы у противника создалось впечатление о

подготовке наших войск к длительной обороне. Для этого была отпечатана и

рассылалась в войска "Памятка бойцу в обороне". Было сделано так, что

несколько их будто случайно попали к противнику. Мощная звуковещательная

станция имитировала производство фортификационных работ. По радио открытым

текстом или простым кодом передавались сводки о построенных огневых точках

и убежищах. Делались заявки на лесоматериалы, цемент и другое имущество,

нужное для оборонительных сооружений. Посылались требования на зимнее

обмундирование и печи...

Между тем все распоряжения, относящиеся к подготовке предстоящего

наступления, давались только устно. Войска в исходные районы выдвигались,

как правило, ночью.

Движение танков маскировалось полетами ночных бомбардировщиков,

усиленной пулеметной и ружейной стрельбой. Чтобы приучить противника к

шуму, за 10 - 12 дней до начала наступления несколько танков со снятыми

глушителями постоянно курсировали вдоль фронта.

В частях, сосредоточиваемых на флангах, полностью запрещалась работа

радиостанций. Связь здесь осуществлялась только посыльными. Напротив, на

центральном участке фронта не только действовали уже известные противнику

радиостанции, но и появились новые. Все это должно было создать у

противника впечатление об усилении центра обороны советско-монгольских

Большое внимание обращалось на организацию надежной системы

управления. При штабе 1-й армейской группы была создана служба офицеров

связи. Для радиостанций разработали четкую систему кодов и позывных.

Командный пункт группы соединялся с командирами дивизий и бригад двойной

линией телефонных проводов.

К середине августа японские войска на восточном берегу Халхин-Гола

занимали укрепленный рубеж, проходивший по песчаным барханам на расстоянии

от двух до десяти километров западнее государственной границы Монгольской

Народной Республики.

Вражеские позиции состояли из узлов сопротивления и опорных пунктов с

густой сетью окопов, расположенных, как правило, на барханах и соединенных

между собой ходами сообщения. Было построено много блиндажей и укрытий для

живой силы и боевой техники. Окопы отрывались полного профиля, а блиндажи

выдерживали прямое попадание 152-мм снаряда.

Впереди узлов сопротивления на расстоянии 150 - 200 метров находились

одиночные окопчики для снайперов, метателей бутылок с горючей жидкостью и

саперов-смертников, вооруженных противотанковыми минами на

двух-трехметровых бамбуковых шестах. В парных окопчиках размещались

солдаты, подтягивающие на ленте противотанковую мину под гусеницы боевых

Вражеские оборонительные сооружения были хорошо приспособлены к

местности и замаскированы. Система огня была тщательно продумана и

организована. Все это представляло сильное препятствие для наступающих

Одновременно со строительством укрепленных позиций японское

командование готовилось к генеральному наступлению. Предполагалось заманить

советско-монгольские войска в долину реки Хайластын-Гол и сильным ударом во

К середине августа советско-монгольские войска занимали позиции на

берегу Халхин-Гола в двух - шести километрах восточнее реки. На правом

фланге советско-монгольских войск занимала оборону 8-я кавалерийская

дивизия МНРА. Северо-восточнее располагались два полка 82-й стрелковой

дивизии. Севернее устья Хайластын-Гола оборонялись 5-я стрелково-пулеметная

находилась 6-я кавалерийская дивизия МНРА. Остальные войска 1-й армейской

группы располагались на западном берегу Халхин-Гола.

По плану комкора Г.К.Жукова было создано три группы войск. Южная, под

командованием полковника М.И.Потапова, состояла из 57-й стрелковой дивизии,

8-й мотоброневой бригады, 6-й танковой бригады (без одного батальона),

танкового и стрелково-пулеметного батальонов 11-й танковой бригады,

дивизиона 185-го артиллерийского полка, противотанкового дивизиона и

отдельной роты огнеметных танков. Группа должна была наступать в

направлении Номон-Хан-Бурд-Обо с ближайшей задачей уничтожить группировку

противника, расположенную южнее реки Хайластын-Гол, а в дальнейшем во

взаимодействии с войсками Центральной и Северной групп окружить и

уничтожить японские войска севернее Хайластын-Гола. В случае наступления

резервов противника со стороны Маньчжурии войска Южной группы должны были

отбить их атаки. Правый фланг группы обеспечивался 8-й кавалерийской

дивизией МНРА. Она должна была отбросить части Хинганской кавалерийской

дивизии противника, занять и прочно удерживать высоты Эрис-Улын-Обо.

Артиллерия Южной группы в составе 72 орудий должна была подавить и

уничтожить живую силу противника и его огневые точки на высоте Песчаная и в

районе Большие Пески, сопровождать танки и пехоту огнем. Дивизиону 185-го

полка, кроме того, поручался обстрел тылов противника.

Северная группа, которой командовал полковник И.В.Шевников, в составе

601-го полка 82-й стрелковой дивизии, 7-й мотоброневой бригады, двух

танковых батальонов 11-й танковой бригады, 87-го противотанкового дивизиона

и 6-й кавалерийской дивизии МНРА должна была вести наступление в

направлении безымянных озер, что в нескольких километрах северо-восточнее

Номон-Хан-Бурд-Обо, с ближайшей задачей овладеть песчаными барханами в

четырех километрах западнее этой высоты. В дальнейшем во взаимодействии с

Зб-й мотострелковой дивизией Центральной группы и войсками Южной группы

окружить и уничтожить войска противника севернее реки Хайластын-Гол.

Артиллерия группы в составе 24 орудий (не считая полковой и

батальонной) занимала огневые позиции севернее горы Баин-Цаган и должна

была подавить живую силу, пулеметы и орудия противника на высоте Палец

Войска Центральной группы (задачи ей ставил непосредственно комкор

Г.К.Жуков) состояли из 602-го и 603-го полков 82-й стрелковой дивизии,

24-го и 149-го полков 36-й мотострелковой дивизии и 5-й

стрелково-пулеметной бригады. Наступая в центре, группа должна была атаками

с фронта сковать основные силы противника и не допускать переброску

подкреплений на фланги. Ближайшая задача - овладение высотами Песчаная и

Ремизовская. В дальнейшем во взаимодействии с войсками Южной и Северной

групп принять участие в окружении и уничтожении японских войск на южных и

северных берегах реки Хайластын-Гол.

Центральная группа имела больше всего артиллерии: 112 стволов. Эта

артиллерия должна была уничтожить живую силу и огневые средства на высотах

Песчаная и Ремизовская, поддержать атаку танков и пехоты, подавить японскую

артиллерию, затруднить подход резервов, активно принимать участие в

отражении вражеских контратак.

Резерв командующего 1-й армейской группой находился в шести километрах

юго-западнее горы Хамар-Даба и состоял из 9-й мотоброневой бригады, 4-го

батальона 6-й танковой бригады и 212-й авиадесантной бригады. Наибольшая

плотность войск и артиллерии создавалась в центре и на правом фланге.

Значительно более слабой была левофланговая группировка.

Для артиллерийского обеспечения наступления вся дивизионная артиллерия

составляла группы ПП (поддержки пехоты). Они должны были уничтожать и

подавлять огневые средства японцев на переднем крае и в глубине обороны в

полосе наступления дивизии, сопровождать огнем наступление танков и пехоты.

Заранее были выделены специальные батареи для продвижения сразу же за

наступающей пехотой для поддержки ее огнем прямой наводкой. Группы

поддержки пехоты создавались в каждом стрелковом полку. Кроме того,

создавались группы артиллерии дальнего действия.

Всего 1-я армейская группа имела 286 орудий калибра от 75 мм и выше.

Кроме того, было 180 противотанковых орудий.

От авиации противника советско-монгольские войска прикрывались

зенитным артиллерийским полком и тремя отдельными дивизионами - всего 16

батарей - 96 орудий. Основная часть их стояла на прикрытии переправ через

Халхин-Гол и командного пункта на горе Хамар-Даба.

Инженерные войска 1-й армейской группы к началу августовского

наступления имели три дивизионных саперных батальона, две отдельные

саперные роты танковой и мотоброневой бригад, понтонный батальон, две

отдельные гидротехнические роты. Для наводки понтонных мостов имелось два

тяжелых переправочных парка и два парка на надувных лодках.

Во время боевых действий на Халхин-Голе в мае - июле инженерные войска

играли значительную роль. Прежде всего они обеспечивали переправу войск на

восточный берег реки. Саперы не только наводили под огнем переправы, но и

неоднократно отстаивали их, отбивая яростные атаки противника. В середине

июля через Халхин-Гол было всего две переправы, в том числе колейный мост,

построенный саперами 11-й танковой бригады еще в мае.

часть его была затоплена в результате обстрела японской артиллерией. Тогда

приняли оригинальное решение: затопить его весь. Понтоны сели на дно, и

вода проходила на 30 - 40 сантиметров выше настила. Переправы по нему

осуществляли вначале только ночью, и японцы долгое время считали этот мост

недействующим и выведенным из строя. Находчивость советских саперов дала

возможность бесперебойно перебрасывать войска, боевую технику, боеприпасы и

продовольствие на восточный берег.

Большую работу проделали саперы по обеспечению войск водой. За

короткое время в труднейших условиях было оборудовано около 60 колодцев.

Саперы занимались также подготовкой командных и наблюдательных пунктов для

штаба 1-й армейской группы и командиров дивизий. Особенно много потрудились

инженерные войска в первой половине августа. Заранее было найдено несколько

бродов и намечен ряд пунктов понтонных переправ. Оборудовано больше 20

километров подъездных путей, и организована четкая комендантская служба на

переправах. К началу наступления через Халхин-Гол было построено 12 мостов.

Наступательная операция советско-монгольских войск готовилась в

глубокой тайне. Все рекогносцировки производились командирами, переодетыми

в красноармейскую форму. Причем танкисты надевали пехотные гимнастерки.

Разрабатывали план наступления строго ограниченное число лиц: командующий

группой, член Военного совета, начальник штаба, начальник оперативного

отдела. Командующие и начальники родов войск знакомились только с вопросами

плана, их касающимися. С приближением срока наступления круг людей,

посвящаемых в различные детали плана, расширился. Красноармейцы и младшие

командиры узнали о своих задачах за три часа до начала наступления.

Чрезвычайно трудная задача встала перед разведчиками: определить

систему обороны противника, расположение его огневых средств. Относительно

большая плотность обороны японцев делала почти невозможным действие мелких

разведывательных групп, их проникновение в глубину обороны.

Пленные и перебежчики баргуты на допросах обычно рассказывали все

охотно, но они мало что знали. Японцев в качестве "языка" разведчики брали

редко, да и те, одурманенные шовинистической пропагандой, как правило,

ничего не говорили.

Хорошие результаты по уточнению переднего края противника давала

разведка боем. Немалую помощь здесь оказала и советская разведывательная

авиация, сделавшая сотни аэрофотоснимков.

В период подготовки к наступлению командиры и политработники среди

личного состава широко организовали обмен боевым опытом, пропагандировали

ратные подвиги советских и монгольских воинов. Здесь немалый вклад внесла

советская военная печать 1-й армейской группы. Это прежде всего армейская

газета группы "Героическая красноармейская", дивизионные и бригадные газеты

"За Родину", "Ворошиловец", "Атака".

В короткие промежутки между боями в окопах, среди песчаных барханов,

на полевых аэродромах жадно читали небольшие листки военных газет. Их

всегда ожидали с нетерпением. Газеты оперативно сообщали о последних

событиях на фронте, рассказывали о подвигах...

Газета "Героическая красноармейская" целые страницы отводила

пропаганде боевого опыта. Так, под общим заголовком "Враг боится штыковой

атаки, крепче удар русским штыком!" помещаются заметки младшего политрука

А.Иванова "И пуля не дура и штык молодец", красноармейца Ф.Иванова "Верный

русский штык никогда не подводил и не подведет". С большим интересом

читалась всеми подборка "Крепче боевую смычку пехоты и танкистов".

На страницах "Героической красноармейской" воины делились своим

опытом. Так, летчик П.Солнцев писал: "В воздушном бою я заметил одного

японца, который шел в атаку на моего товарища. Самурай сделал петлю, пошел

на хитрость. Он перевернулся вверх колесами и с этого положения вел огонь.

Я находился выше и позади японца и сразу же разгадал его маневр. Прибавив

газу, я пошел в атаку. Метрах в пятидесяти от врага нажал общую гашетку и

дал длинную очередь по "брюху" самурая. Вражеский самолет сразу же задымил

и полетел на землю. Новый прием японских летчиков не принес им успеха..."

Писатель В.Ставский не только рассказывал о подвигах советских

летчиков, но и старался в своих корреспонденциях давать поучительные

примеры взаимной выручки: "Летчик Мурмылов устремился на выручку

отбившегося от общего строя советского истребителя, на которого напали

японцы. Тут Акимов увидел, что за товарищескую самоотверженность Мурмылов

рискует заплатить собственной жизнью... В хвост ему подстраивается самурай.

Акимов тотчас принимает решение: атаковать японца. В тот момент, когда

японец делал разворот, чтобы открыть огонь по Мурмылову, Акимов дал две

короткие очереди. Загоревшись, японец пошел к земле... Мурмылов, до

последнего момента не подозревавший о присутствии самурая у него позади, в

свою очередь спас летчика, на выручку которого бросился сам.

В этом бою Акимов окончательно поверил в принцип взаимной выручки. А

следующий бой убедил его и в том, что нельзя отрываться от своих, что

драться надо крылом к крылу с товарищами!"

В "Героической красноармейской", которую редактировал полковой

комиссар Д.Ортенберг, кроме В.Ставского активно сотрудничали писатели

Б.Лапин, Л.Славин, К.Симонов, 3.Хацревин. Их можно было часто видеть в

окопах переднего края на правом берегу Халхин-Гола.

Одновременно с советскими воинами готовились к решающим боям и цирики

монгольской Народно-революционной армии. К середине августа в районе

конфликта находились 5, 6, и 8-я кавалерийские дивизии и бронебригада МНРА.

При этом 5-я дивизия прикрывала границы тамцаг-булакского выступа МНР в

районе озера Буир-Нур. Их действиями в районе конфликта руководил главком

МНРА Маршал Монгольской Народной Республики X.Чойбалсан с помощью

оперативной группы в составе комдива Ж.Цэрэна, полковников Б.Цога и

Г.Эрэндо.

Войска фланговых группировок начали скрытно занимать исходные районы

Сосредоточение войск фланговых ударных группировок было закончено в ночь на

решительному наступлению. Закончили пристрелку артиллеристы. У орудий

высились штабеля снарядов. На аэродромах заправлены горючим

бомбардировщики, к ним подвешены бомбы. Готовы к старту истребители...